Рокот - Анна Кондакова

– Кто?

Егор брезгливо скривил губы.

– Они. Эти люди, что взяли нас с тобой из детдома. Тебя – из одного, меня – из другого. Почему твоя приемная мать любила тебя больше, чем моя приемная мать меня? Почему так? Чем я хуже тебя? Ну чем? – Рука с черепом снова поднялась над головой Стаса. – Ты знаешь причину?

Стас не мог поверить в то, что услышал. Он уставился на Егора и выдавил:

– И ты молчал?

Егор рассмеялся.

– Удивлен? Меня усыновили еще в грудном возрасте. Но в нашей семье не принято об этом распространяться, я сам узнал. Тамара Леонидовна не желала портить фигуру, боялась рожать, а ребенка хотела. Точнее, то, что можно держать вместо куклы, чтобы ее наряжать, или вместо болонки, чтобы выставлять на различных собачьих конкурсах.

– Если ты такой же… тогда почему ко мне все время цеплялся?

– А потому, – рука с черепом взметнулась выше, – что ненавижу я тебя все же больше, чем люблю.

Стас мотнул головой.

– Я не понимаю… не понимаю. Вместо того чтобы выносить друг другу мозги и творить всякую хрень, мы могли бы стать настоящими братьями. И ничего бы этого не было. И Бежов был бы жив, и все было бы нормально…

– Не вешай вину на меня одного, Платов. Ты ненавидел меня точно так же, как и я тебя. Мы сделали это вместе. И Бежова мы убили вместе.

С озера пахнуло сыростью и гнилью, зашумел ветер.

За спиной Егора из воды показались фигуры, десятки и сотни: мужчины, женщины, дети. С сизыми лицами, в прогнивших лохмотьях, они выходили из воды и медленно заполоняли берег.

– Сзади… – выдавил Стас.

– Нет, Платов, второй раз у тебя это не пройдет, – процедил Егор.

Легион мертвых тел загудел, зарокотал. Они открыли рты и выдали хор монотонных низких голосов. Но Егор их не слышал.

– Мертвецы… они сзади тебя. – Неподдельный ужас на лице Стаса заставил Егора нахмуриться.

– Ты больной, Платов?

К Егору подошла женщина и положила руку, испещренную рваными укусами, ему на плечо, потом то же сделал мальчик, только с другой стороны. Они без усилий, с холодной отстраненностью трупов, потянули парня за собой, спиной вперед.

Егор их не видел, но ощутил давление повлекшей его силы.

На его лице, как на экране телевизора, предстал калейдоскоп эмоций. Сначала Егор застыл в недоумении, всего на секунду или две, – он не понимал, почему его тянет в озеро. Он даже не верил в это. В попытке встать с колен он приподнялся, отбросив череп в сторону, но под давлением мертвых рук тут же плюхнулся в воду.

– Платов… что это? – Теперь на его лице читалось смятение, заметный страх, будто вот-вот понимание происходящего обрушится на его сознание. Он боялся этого, боялся не пережить ужаса правды. Вертел головой и бормотал: – Стас, что это? Что это?

Стас перевалился на бок, но подняться был не в силах. Затылок изъедало болью, перед глазами мелькали цветные круги.

– Что это? Что… – Голос Егора наполнился ужасом, а потом его лицо с неожиданностью салютного залпа озарила надежда. Он закричал: – Дай руку, Стас! Дай мне руку! Брат! Руку!

Стас пополз к нему в воду, вытягивая руку.

– Отпустите его! – выкрикнул он. – Он вам ничего не должен!

Мертвые тащили Егора по мелководью все дальше, в глубину, он мотал головой, хрипел, тянулся к берегу. Пальцы ловили воздух, в глазах блестели слезы.

Он молил:

– Пожалуйста, не надо… не надо. Я сделаю все, только не надо… я сделаю все… все. Все!

– Отпустите! Отпустите! – продолжал орать Стас и полз, хлюпая по воде локтями.

Когда над головой Егора сомкнулась черная гладь Рокота, Стас зажмурился. Но тут же распахнул глаза, почувствовав на лбу ледяное прикосновение пальцев.

Он понял в ту же секунду: теперь они пришли за ним.

Стаса обступили худые сгорбленные тела.

Сотни мертвецов собрались вокруг него плотным кольцом. Их бледные безносые лица были обращены в центр круга, на барахтающегося на мелководье Стаса. Он поднялся на четвереньки, дрожа всем телом. Избитый, поверженный, безоружный человек на суде у мертвых, под их неусыпным взором.

Один взгляд жег его особенно сильно. На него смотрела Полина.

Из-за головокружения Стас плохо понимал ее жесты. Она сжала кулаки, выпрямив большие пальцы, и повела ими, будто переключала невидимые рычаги. Кажется, она говорила: «Обмен».

– Ты убила его? Убила Егора? – выдавил он.

Полина показала на него пальцем и ударила кулаком о ладонь: «Ты мне должен».

– Ты тоже мне должна. – Стас выпрямился и медленно поднялся на ноги, вода доходила ему почти до колен. Он шагнул к Полине, посмотрел в ее отстраненное лицо. – Отдай мне Юрку, – сказал он.

Ее жест был однозначным: «Обмен».

– Вот так, да? – Стас поморщился: затылок пронзила молния боли. – Как я могу тебе верить? Ты ведь обманула меня еще тогда, в самом начале. Ты пообещала, что, если я приведу тебе убийцу, ты освободишь нас от Гула. Уже тогда ты знала, что меня освободить невозможно. Я всегда буду вас слышать.

Полина сложила пальцы на обеих руках «козой» и сделала ими короткий круговой жест: «Да, это была ложь».

Стас промолчал.

Белые руки девочки вновь замелькали: «Отдай убийцу».

– Да нет его! – выкрикнул Стас. – Есть только я! Чем я тебе не убийца? Верни Юрку, а меня забирай!

Полина кивнула, показала на себя, потом – на Стаса и ударила кулаком о ладонь: «Тогда я тебя убью».

– Сначала я хочу увидеть Юрку, – потребовал Стас.

«нет», – махнула она рукой.

Затем, не отрывая взгляда, подошла к Стасу ближе. Внутри ее резиновых сапог чавкнуло. Полина вытянула руку и положила ладонь на макушку Стаса, будто обозначая существенную разницу в статусе.

Ее холодная ладонь скользнула по его мокрому лбу, по скуле и резко обхватила шею под подбородком. Петля из длинных пальцев туго сомкнулась на его горле. Он захрипел, скребя ногтями мертвую руку, соскабливая с костей рыхлые куски сгнившей плоти. Ноги подогнулись, и Стас повалился на колени, в ушах зашумело.

В глазах Полины отразился свет фар, словно на прощание, но это, конечно, ничего не значило: она убивала с совершенным равнодушием. Это была казнь. Самая обычная казнь.

Озеро скрыл туман. Или туман заполонил голову? Слишком Стас устал, слишком много сил потратил…

Продолжая держать его за горло, Полина направилась в глубину. Тело Стаса волоклось за девочкой в дождевике и резиновых сапогах, как безвольный мешок.