Судьба императора Николая II после отречения. Историко-критические очерки - Сергей Мельгунов

Соловьев – совершенно ясно – никакого касательства к марковской организации не имел. Марков 2-й, по собственным его словам, узнал о нем позже, когда из Сибири возвратились Седов и Марков Сергей. Следователю Соколову в Рейхенгале (21 г.) Марков 2-й показывал: «Перед посылкой N я пытался ради общей цели установить соглашение с А. А. Вырубовой, но она дала мне понять, что она желает действовать самостоятельно и независимо от него». И позже: «Пока N еще не вернулся, мне из кружка Вырубовой было дано понять, что мы совершенно напрасно пытаемся установить связи с царской семьей посылкой наших людей, что там на месте работают люди Вырубовой, что мы напрасно путаемся в это дело и неуместным рвением только компрометируем благое дело». Соратник Маркова 2-го, Соколов, упоминал в своем показании, что «кажется, в это же время и было названо имя Соловьева, как организатора на месте». Очевидно, дело, было не совсем так, как показывали на следствии «свидетели», ибо второй и последний посланец Маркова 2-го в тобольский период был одновременно и посланцем Вырубовой и получил пароль на о. Алексея. Но сам Соловьев не был причастен к «центральной» организации Маркова 2-го и не мог туда посылать сногсшибательных донесений от имени своей организации, именуемой «Братством св. Иосифа Тобольского». «Он доносил о том, – повествует Булыгин, – что восемь полков красноармейцев, распропагандированных его агентами, заняли два подступа к Тобольску, вокруг которого они расположены, что в доме заключенных у него есть верные люди, что надо опасаться лишь полк. Кобылинского и его адъютанта, что все мосты вокруг города минированы, что город в любую минуту может быть изолирован, и т.п. вздор, что присылка офицеров из центра ему в помощь не нужна, а вредна, так как каждое новое лицо может здесь вызвать лишь подозрения, что нужно присылать только деньги». Откуда Булыгин заимствовал весь этот действительный «вздор»? Здесь сказалась только разыгравшаяся фантазия мемуариста-следователя…

Вскоре к Соловьеву и Маркову присоединился и Седов. И он оказался в Тюмени. Встреча произошла совершенно неожиданно в аптеке. Вид Седова Марков описывает так: «Вместо вылощенного шт.-капитана… я увидел форменного оборванца, в засаленной ватной куртке, в серо-синих латаных брюках, в смазных сапогах. Дырявый картуз еле прикрывал всклокоченную шевелюру». Седову «много пришлось перестрадать, пока он приехал в Тюмень, где он находился всего лишь третью неделю. Пережитое сказалось огромным нервным потрясением… повышенная нервность чувствовалась во всем». Седов явился в Тюмень, чтобы легализировать в проф. союзе свое положение чернорабочего, и в качестве такового получил место дворника у одного местного домовладельца.

Сойдясь, все трое решили, что им «ничего другого не остается делать, как ждать приезда офицеров из организации». Седов решил остаться на своей должности, где он был хорошо замаскирован. Марков и Соловьев вращались в советском обществе, устраивая свои встречи в театре и знакомясь с вершителями судеб местной жизни.

Подводя итоги, Марков С. формулирует в таких словах результаты деятельности Соловьева: удалось 1) твердо установить связь с заключенными, 2) образовать в Тобольске и в ближайшем к нему районе группу верных людей, 3) по всей линии от Тобольска до Тюмени установить ряд определенных пунктов с надежными людьми, через которых пересылалась вся корреспонденция и мелкие вещи, 4) установить постоянный контроль над почтово-телеграфными сообщениями, как Отряда, так и Совдепа». «Соловьев сразу понял, – говорит Марков, – что кроме частного облегчения участи Их Величеств, в виду недостатка у Вырубовой средств, ему ничего не удастся больше сделать». Но, очевидно, кружок Вырубовой только эти цели (присылка вещей и денег и облегчение сообщения с внешним миром) и преследовал. Посредником в этой работе и был Соловьев. Осуществление фантастических планов, рождавшихся в головах некоторых членов петербургских и московских монархических организаций, мешало такой непосредственной практической работе. И можно допустить, что «кружок» Вырубовой действительно хотел работать самостоятельно и считал, что «неуместное рвение только компрометирует благое дело». Нельзя ли объяснить этой осторожностью и те угрозы, которые якобы раздавались из уст Соловьева и о которых мы знаем со слов сделавшегося неуравновешенным шт. кап. Седова. Произнесены ли были в реальности эти угрозы, в каком контексте и в какой обстановке, мы не знаем, но несомненно «неуместное рвение» могло компрометировать практическое дело. Не говоря уже о фантастических разговорах о подкопах, если только они были, дискредитировать работу могла и московская эскапада и младенческие бредни братьев Раевских[301].

Марков 2-й уверяет, что его организация «в течение зимы подготовляла план освобождения. Нашелся опытный и верный шкипер дальнего плавания, который брался войти со своей шхуной в начале лета в устье Оби и в условленном месте ожидать прибытия беглецов. Разработан был план прекращения до времени бегства телеграфной связи вдоль Оби и Широкого побережья. Постепенно к месту действия стягивались отдельные группы офицеров из Сибири и с Урала. В Петрограде образована была офицерская группа ген. Z, которая должна была явиться на месте ядром спасательного отряда. Провокаторская деятельность Соловьева, неудачи в деле налаживания связи, а главное – недостаточные необходимые денежные средства привели к тому, что несколько месяцев было утрачено бесполезно, и к весне 18 г. подготовка операции была далеко не закончена». Мечты и действительность расходились еще в большей степени, чем на это указывает творец петербургского плана. Но в другой статье (ответ своему однофамильцу) воображение Маркова 2-го занесло его еще дальше: «Все же большая подготовительная работа была произведена, и спасение Царя и его семьи из Тобольска становилось реально исполнимо. Перевод в Екатеринбург нанес страшный удар всем нашим планам». Возможно, что все эти «планы» в деталях и разрабатывались в «конспиративных» квартирах петербургских монархистов. Но эта заговорщическая словесность не переходила через грань реальности, ибо кроме Седова и Маркова от организации «Tante Ivette» никто не появился в Сибири.

Какие-нибудь намеки о петербургских планах, конечно, могли проникнуть в местную монархическую среду – недаром братья Раевские в январе неожиданно для группы шт.-кап. Соколова намеревались изменить московский проект вывоза царской семьи в Троицк на перевозку в Обдорск. Советский мемуарист Авдеев говорит, что у екатеринбургских большевиков в марте «имелись вполне достоверные сведения, что монархисты группируются вокруг Тобольска, чтобы воспользоваться вскрытием реки Иртыша, на котором стоит Тобольск, и Оби, в которую впадает Иртыш, и увезти бывшего Царя через реки в Обскую губу и за границу из рук большевиков». Екатеринбургские большевики знали, что «особенно активно работает над подготовкой побега бывш. Царя зять Распутина Соловьев, бывший поручик, через которого действовала Вырубова, посылая ему средства и инструкции» [302]. «Уральский совет и комитет партии принял меры к тому, чтобы не осуществились монархические планы». Покажется действительно странным, что Соловьев разгуливал в Тюмени, когда тюменьские большевики знали о роли его в подготовке побега из Тобольска. Это могла быть только провокация. Но об этих «планах» Авдеев узнал только из опубликованных показаний Маркова 2-го и в своих воспоминаниях, напечатанных в 28 г., выдал за сведения, имевшиеся в 18 г. в партийных кругах.