Месс-менд. Части I и II. - Мариэтта Сергеевна Шагинян

пойти в работу. Но, дети мои, друзья мои… — Глаза старика наполнились крупными слезами. — Простите мою слабость. Эта страшная сила принесет камню страдание. Она должна дать ему то, что двигает человеком, что лишает покоя вселенную, крутит все живое в отвратительной судороге, умножая бессмысленный хаос форм. Она должна принести ему то, от чего он был до сих пор почти свободен, должна обокрасть его, унизить, раздвоить его, словом, она должна принести металлу то нарушение земного ритма, которое вы, слепые люди, называете… любовью.

— Чертовщина, дядя! — ласково упрекнул Сорроу. — Валяйте-ка безо всякой алхимии!

— Хорошо, — решительно ответил Гнейс, твердыми шагами подходя к рабочим, — идемте, друзья. Я покажу вам колоссальное практическое значение этой жидкости, призванной поляризовать металлы.

С этими словами он взял под руку Сорроу и повлек его в то отделение мастерской, где производились опыты по сплаву и ковке.

Глава двадцатая

Как фирма Лурзе получает бочки с клеем

Как только поезд приблизился к Эльберфельду, Дурке протер глаза и выскочил из своего купе на приступку. Перед ним шел товарный вагон с бочками. Он не спускал с него глаз. Платформа уже надвигалась, как вдруг он заметил, что она оцеплена жандармами, на ней не виднеется ни единого пассажира, и только два каких-то господина в крылатках и с бумагами в руке одиноко прохаживаются взад и вперед. В ту же минуту поезд дал задний ход, товарный вагон отцепился от соседнего и полным ходом пошел к платформе, в то время как его собственный выразил намерение пятиться назад.

— Пассажиры выходят на нижней платформе, — крикнул кондуктор, — здесь происходит приемка груза.

Дурке выскочил на перрон быстрее зайца.

— Как бы не так! — пробормотал он, подсовывая кондуктору полицейский билет. — Скорей фрау Дурке отцепится от своего мужа, чем я отцеплюсь от этого вагона. Пусти-ка, любезный!

— Проходите, — буркнул кондуктор. — Эй, да куда вы! Берите пропускной билет!

Он вырвал из чековой книжки розовый билетик и вручил его Дурке как раз вовремя, ибо честный слуга правосудия собрался уже покатиться вслед вагону. Сунув розовый билетик в зубы, он-таки догнал его и, подскочив, устроился на площадке. Между тем кто-то выглянул из вагона и отсалютовал двум мужчинам в крылатке черным флагом.

— Клей фирмы Лурзе?

— Клей фирмы Лурзе, — послышалось в ответ многозначительным тоном.

Тут двое людей заметили Дурке. Один из них выхватил свисток. Раздался свист.

— Стой! Держи! Кто таков!

— Свои люди, — ответил Дурке с важностью, — разве не видите, что я полицейский агент?

— Черт! — выругался человек в крылатке, топнув ногой. — Двадцать раз говорил, чтоб не вмешивали сюда полицию! Остановите вагон у ссыпки.

Огромный элеватор был спущен к самому вагону. Безлюдная платформа мертва. В полной тишине и молчании несколько человек принялись выгружать бочки.

Вот выкатилась одна. За ней другая. Приподняты к элеватору, зацеплены за крюк, опрокинуты…

Глаза Дурке вылезли на лоб от изумления! Клей фирмы Лурзе обладал необычайными свойствами: из открытых бочек в чашку элеватора посыпался порох.

Между тем два человека считали бочки. Когда чашка наполнилась, элеватор поднял ее, точь-в-точь как слоновый хобот поднимает копеечку, и перебросил за вокзал, во двор великолепного белого здания, похожего на молитвенный дом или воскресную школу.

Девяносто восьмая, сто первая, сто двадцатая, сто тридцать шестая… сто сорок…

— Стой! — завопил Дурке, когда бочка номер сто сорок один взлетела над чашкой элеватора. — Осторожней! Держите ее горизонтально. Там не… не клей!

Но было уже поздно. Голова несчастного проповедника высунулась вниз, в тщетной попытке найти перемещенный центр тяжести, потом судорожно втянулась в плечи, и хозяин ее пролетел, как снаряд, прямехонько в чашку с порохом, под дождем голубых брошюр.

— Что это значит? — свирепо зарычал господин в крылатке, подходя к Дурке. — Извольте объяснить, кто уполномочил вас вмешиваться в чужие дела? Как вы смеете подсовывать нам вместо нашего товара…

— Помалкивайте! — отрезал Дурке. — Это беглый убийца. Тащите его сюда. Вяжите его по руками и ногам!

Проповедник высунул голову из чашки и уставился на них побелевшими глазами. Он был обсыпан порохом, как мукой. В ноздрях, волосах, ушах и веках его сидел порох.

— Любезные братие, — завопил он диким голосом, — не слушайте этого человека с тонким носом. Дайте мне покушать. Дайте мне попить. Я агент Международной Лиги мира!

Жандармы сунули ему шест с перекладиной и сняли его из чашки, как гусеницу с фруктового дерева.

— Хорошенькое место для проповеди, — заметил человек в крылатке, подозрительно оглядывая проповедника. — Все это очень мило, но каким образом вы попали в бочку?

— Интриги, — простонал проповедник, сжимая себе живот обеими руками, как если б духовная пища, вкушенная им в течение суток, вызвала в нем судороги, — интриги разоблаченной гиены. Дайте мне покушать! Дайте мне попить! Я все открою.

Между тем Дурке прыгал вокруг своего врага с отчаянием настоящей гиены, бессильной пожрать живую жертву.

Он никак не мог привести ее в тухлое состояние. Он не имел в кармане бланка об аресте!

— Поймите, — взывал он к жандармам, — я Дурке, полицейский агент! Вот мой билет, вот пропуск. Я охочусь за этим преступником двое суток.

— Попросите этого доброго человека достать из пороха мою брошюрку, — выл проповедник, — вы увидите, что я жертва политической мести.

Жандарм полез тем же шестом в порох и извлек оттуда несколько голубых брошюр:

ГИЕНА В ОВЕЧЬЕЙ ШКУРЕ,

ИЛИ

ВОЕННЫЕ ЗАМЫСЛЫ БОЛЬШЕВИКОВ

— Гм! Гм! — произнес человек в крылатке, не без удовольствия перелистывая брошюру. — Очень хорошая вещь. Разумная, популярная, современная вещь. Это издание Лиги мира? Так, так… Петер! Возьмите этих людей под руку и выведите их вон. Если один хочет арестовать другого, пусть сделает это на улице. Я умываю руки. Брошюры оставьте тут, они могут нам пригодиться.

С этим соломоновым решением человек в крылатке оборотился к бочкам и махнул платком:

— Сто сорок вторая…

— Ай-ай! — взвыл проповедник,

— Гыррр! — зарычал Дурке,

влекомые жандармом с платформы.

Но крики и вопли их не предотвратили течения судьбы, поставившей их через десять минут друг против друга на чистенькой улице Эльберфельда.