Кровавая работа - Майкл Коннелли

— Сможешь удержать картинку? — спросил Терри. — Мне нужно именно оно. Проводить сравнение лиц в фас сложнее.

— Как скажешь, босс.

Маккалеб дал ему вторую кассету, с сеансом гипноза. Эту кассету Бэнкс вставил в правое гнездо.

— Отмотай немного назад, — попросил Терри.

— Чем вы занимаетесь с этим типом? — поинтересовался Бэнкс.

— Проводим сеанс гипноза.

— Серьезно?

— По крайней мере, в тот день я так считал, — пробормотал Терри. — А теперь подозреваю, что этот тип обвел меня вокруг пальца. На счет раз.

Бэнкс нажал паузу, когда Джеймс Нун посмотрел вправо, в сторону комнаты, где проводилось предварительное интервью. Профиль Нуна был виден довольно хорошо. Тогда Бэнкс начал водить мышкой компьютера, нажал несколько клавиш и сделал изображение максимально четким. Потом повторил процедуру со второй картинкой. Потом Тони откинулся в кресле, внимательно глядя на два портрета в профиль. Потом он достал указку с инфракрасным лучом и начал размышлять вслух.

— Цвет лица не совпадает, — сказал он. — Один их них похож на мексиканца.

— Это легко. Пара часов в солярии — и ты уже «мексиканец».

Но Бэнкс уже сам показывал на горбинку на переносице Доброго Самаритянина.

— Видишь ту же горбинку у второго? — спросил он.

— Да.

На носу Джеймса Нуна была та же двойная горбинка.

— Конечно, это не компьютерный анализ, но мне кажется, это одно лицо, — сказал Бэнкс.

— Мне тоже.

— Цвет глаз, правда, разный, но это тоже легко делается.

— Линзы.

— Точно. А здесь, смотри, у типа справа челюсть выглядит крупнее — как у боксеров, когда они кладут за щеку специальные валики. Так, чтобы немного изменить внешность, Брандо в «Крестном отце» использовал ватные шарики.

После слов Тони Маккалеб вспомнил фразу про канноли. Этот тип продумал все до мелочей.

— А волосы поменять не проблема, — продолжал Тони. — Мне кажется, что на этом типе парик.

Тони провел красным лучом линию вдоль границы волосяного покрова на лбу Доброго Самаритянина. Терри было досадно, что он сам не догадался. Линия была слишком правильной, и стало ясно: на Самаритянине парик.

— Давай посмотрим, что еще он придумал, — весело произнес Бэнкс, нажимая клавиши. С помощью мышки он начал укрупнять изображение, фокусируя его на руках Самаритянина.

— Понимаешь, какая штука. Можно использовать грим, надеть парик, вставить челюсть. Но руки выдают все. С ними ничего сделать нельзя. Руки — а иногда ступни — выдадут любого.

Сделав крупный план рук Доброго Самаритянина, Бэнкс начал проделывать ту же операцию с изображением Нуна, точнее, его правой руки. Закончив, Тони отступил назад, чтобы видеть оба экрана сразу и сравнить оба изображения.

— Посмотри, — сказал он.

Маккалеб пристально вглядывался в оба кадра.

— Ну и что?

— Смотри, здесь на костяшке небольшой шрам. Видишь, цвет немного отличается?

Маккалеб придвинулся как можно ближе к экрану, разглядывая правую руку Доброго Самаритянина.

— Подожди-ка, — сказал Тони. Он выдвинул ящик стола и вытащил лупу, какой обычно пользуются фотографы, работая с негативами. — Попробуй с этой штукой.

Маккалеб взял лупу и поднес ее к костяшке пальца Самаритянина. Теперь и Маккалеб видел чуть побелевший шрам на согнутом пальце. Остальная часть изображения была несколько размыта, но белевший шрам, похожий на крошечный вопросительный знак, виднелся очень отчетливо.

— Хорошо, — сказал он. — Давай посмотрим на руку Нуна.

Он шагнул влево, взял лупу и приложил ее к правой руке Нуна. Тот держал руку не совсем так, как Самаритянин, и изогнута она была под другим углом, но шрамик был на том же месте, что у Самаритянина. Маккалеб изучал шрам очень внимательно. Он переходил от одной картинки к другой и обратно, пока у него не осталось никаких сомнений. Эта рука принадлежала одному и тому же человеку. Круг замкнулся.

— Ну, это то, что искал?

Маккалеб отдал ему лупу и сказал:

— Да, Тони. Именно то. Ты можешь сделать фотокопии этих кадров?

Бэнкс еще раз посмотрел на оба кадра.

— Да, — хмыкнул он. — Эта штука его выдает. А снимки сейчас сделаю. Перенесу изображение на диск и отпечатаю на принтере. Это займет несколько минут.

— Старик, я у тебя в большом долгу.

— Надеюсь, что помог.

— Ты не представляешь как.

— А чем этот клоун вообще занимается? Переодевается мексиканцем и делает добрые дела?

— Нет, Тони. Когда-нибудь я расскажу тебе всю историю.

Бэнкс между тем сел за компьютер, чтобы перенести изображение с пленок на дискету. Он вытащил кассеты из магнитофонов и вышел из комнаты, сказав, что вернется через несколько минут.

— Тони, я могу позвонить отсюда? — спросил Маккалеб.

— Разумеется. Через девятку.

Маккалеб позвонил Уинстон домой. Но ответил автоответчик. Вслушиваясь в голос Джей, Терри раздумывал, стоит ли оставлять сообщение. У нее могут быть неприятности, если выяснится, что она просто контактировала с Маккалебом, который считался подозреваемым номер один. Его голос, записанный на пленку, выдаст ее. Однако, взвесив все «за» и «против», учитывая сделанное открытие, Терри решил, что стоит рискнуть. На пейджер Уинстон он звонить не станет. Он не хотел терять время. Он должен был действовать очень быстро. И после сигнала Терри сказал:

— Джей, это я. Я все объясню при встрече. Главное, поверь тому, что я тебе скажу. Теперь я точно знаю, кто убийца. Это Нун, Джей. Джеймс Нун. Я уже еду по адресу, который стоит на папке с его показаниями. Подъезжай, если сможешь. Я тебе все расскажу.

Он повесил трубку и набрал номер ее пейджера. Он оставил ее собственный домашний номер. Если ему повезет, она быстро получит сообщение и поедет ему на подмогу к дому Нуна.

Маккалеб снова вытащил свою кожаную сумку и расстегнул ее. В сумке лежало два пистолета: один его собственный, «зиг-зауэр» П-228, и П-7, который, как он теперь узнал, подложил ему на катер Джеймс Нун. Маккалеб вытащил из сумки свой пистолет, проверил обойму и сунул оружие за спину, под ремень джинсов, так что под пиджаком его не было заметно.

Когда Джеймса Нуна допрашивали в ночь убийства Джеймса Корделла, свидетель оставил только один адрес, служивший и домашним, и рабочим. До Маккалеба, который отправился по указанному адресу на Атолл-авеню в северной части Голливуда, никто не удосужился проверить, офис это или квартира. Все знали, что этот район Долины представлял собой муравейник из жилых помещений, каких-то контор и промышленных зон.