Лес мертвецов - Жан-Кристоф Гранже

Между тем массовые исчезновения людей подняли в Буэнос-Айресе волну возмущения. В 1980 году выступили матери пропавших без вести, требуя правды о судьбе своих сыновей. Если они убиты, пусть им возвратят прах. Вскоре движение «Madres de Plaza de Mayo» — матерей с площади Мая — гремело на всю страну. Солдатня именовала их не иначе как «психопатками с площади Мая». Каждый четверг женщины собирались перед Касо Росадо — президентским дворцом. Они стали символом протеста всего населения, которое, не в силах сопротивляться диктатуре, настаивало хотя бы на праве хоронить своих мертвых.

Эти события знаменовали начало краха военной хунты, в 1982 году ввязавшейся в Фолклендскую войну. Британской армии понадобилась всего пара недель и несколько боевых кораблей, чтобы раздавить аргентинские силы. В 1983 году генералы сложили с себя властные полномочия, не забыв перед тем принять закон об амнистии, освобождающий их от любого судебного преследования.

Но эта стратегия сработала только наполовину. Демократическое правительство учредило государственную комиссию по поиску пропавших без вести, которая опубликовала отчет, озаглавленный «Nunca mas» («Больше никогда»). В нем говорится о тридцати тысячах исчезнувших людей. Однако в официальной печати появилась другая цифра — пятнадцать тысяч. Были также обнародованы данные о методах пыток. Самым популярным инструментом оставалась picana — своего рода электрическое стрекало, которым воздействовали на разные части тела жертвы: веки, десны, подмышки, гениталии… Свидетели рассказывали также о других зверствах: заключенным при помощи электропилы ампутировали конечности, прижигали кожу сигаретами, перебивали кости, вырывали ногти на руках и ногах, женщин насиловали или запускали им в вагину живых грызунов, мужчинам отсекали бритвой детородные органы, натравливали на людей специально натасканных на убийство собак…

Разве могут подобные злодеяния остаться безнаказанными? Демократическое правительство Рауля Альфонсина не имело права закрыть на них глаза. Несмотря на угрозу нового военного переворота, были приняты соответствующие указы; кое-кто был арестован и предстал перед судом. И тогда между гражданской властью и обвиняемыми началась игра в «кошки-мышки» — обвинительные приговоры чередовались с постановлениями об амнистии. В частности, в 1986 году был принят закон, известный как «punto final» («последняя точка»), установивший крайний срок для подачи исков; очевидно, что он позволил многим преступникам уйти от наказания. Еще один закон — «obediencia debida» («о повиновении долгу») освобождал от ответственности исполнителей, действовавших по приказу свыше.

Но оставались главари. Генералы. Адмиралы. Члены военного правительства. Но и они ухитрились выскользнуть сквозь ячейки сети. И по очень простой причине — все они успели достичь преклонного возраста. В лучшем случае они умирали своей смертью до начала процесса. В худшем — их приговаривали к домашнему аресту, и они как ни в чем не бывало продолжали жить на своих роскошных виллах, поскольку большинство из них за годы власти сколотили огромные состояния.

Жанна отвела глаза от экрана монитора и повернулась к Антуану Феро. Они поняли друг друга без слов. Они ищут убийцу-любителя в стране палачей-профессионалов. Какая судьба постигла участников страшной бойни Альфонсо Палина и Винисьо Пельегрини?

Палину удалось исчезнуть.

Зато Пельегрини оставался в стране и жил на широкую ногу.

Жанна вернулась к подборке посвященных ему статей. С тех пор как начались судебные процессы, его имя то и дело мелькало на газетных страницах. Против Пумы — организатора и вдохновителя бесчинств, творимых в Кампо-Алегре, было выдвинуто немало обвинений. Его причастность к преступлениям не вызывала никаких сомнений. Его фамилия фигурировала в официальных документах. Он даже собственноручно — редчайший случай! — подписывал приказы. Об убийствах. Пытках. Похищениях людей…

Несмотря на обилие доказательств, Пельегрини всякий раз выворачивался. Но даже если суд выносил ему обвинительный приговор, он немедленно подавал апелляцию. Оспаривал меры наказания. Находясь под домашним арестом, ни в чем себе не отказывал. Не таясь, закатывал у себя на вилле балы и даже вложил немалые деньги в футбольный клуб. Бывший палач превратился в одну из ключевых, а следовательно, неприкасаемых фигур аргентинского спорта, требовал и получал право на нарушение режима домашнего ареста, чтобы присутствовать на матчах или выступать по телевидению.

Жанна распечатала его портрет. Высокий и крепкий семидесятилетний старик с ежиком волос на голове, в очках в тонкой позолоченной оправе и с улыбкой сытого крокодила.

— Вот кто нам нужен, — сказала она.

— Но где его искать?

Жанна выключила компьютер:

— Есть одна идея.

Офис движения «Madrуs de Plaza de Mayo» находился в южной части авениды Коррьентес. Найти его оказалось проще простого — он располагался в отдельном здании. Такси пересекло площадь Мая, миновало президентский дворец, выбралось на авениду Рока и свернуло на улицу Пьедрас.

По пути Жанна изложила Феро свой план. На протяжении последних тридцати лет «Матери» представляли собой единственную силу, осмелившуюся выступить против генералов. Они организовали отделения по всей стране и занимались расследованиями с привлечением адвокатов, детективов, генетиков и патологоанатомов. Пока они действуют, преступникам нечего и мечтать о спокойной жизни! Тем более что время от времени они устраивали митинги протеста прямо у дверей их домов, скандируя лозунги — «La casa no es un penal!» («Дом — не тюрьма!») или «Si no hay justicia, hay escrache popular!» (Суд оправдает — осудит народ!»). Жанна сама участвовала в такой манифестации в свой первый приезд сюда. Ее тогда потряс вид этих женщин, почти старух. Все как одна в белых платках, все поют, завывают и под грохот барабанов выкрикивают обвинения, требуя справедливости.

В последние годы они организовали еще одну ассоциацию — «Бабушки с площади Мая», — которая занялась поиском и установлением личности детей, похищенных в период диктатуры. С 1976 по 1983 год младенцев, рожденных беременными пленницами, передавали в «хорошие семьи», то есть тем, кто поддерживал режим. Иногда какой-нибудь офицер «дарил» такого ребенка своей бездетной горничной. Существовала даже целая сеть торговли детьми — ловкие дельцы продавали их в богатые семьи. В результате сотни детей утратили свои корни, оказавшись в лагере палачей, замучивших до смерти их собственных родителей.

«Abuelas» — «Бабули», как их стали ласково называть в народе, — взялись за дело с размахом. Они объявили, что каждый аргентинец в возрасте около тридцати лет, сомневающийся в своем происхождении, может прийти к ним в отделение и сдать кровь на анализ. Затем проводили сравнение ДНК с картотекой пропавших без вести и ДНК самих «бабуль» — ведь каждая из них была носительницей генов жертв диктатуры. Таким образом многим детям были возвращены если и не настоящие родители, то хотя бы подлинные имена.

Матери и бабушки стали настоящими экспертами по всему, что касалось диктатуры. Они собирали досье, рылись в архивах, изучали документы. Они знали адрес каждого военного преступника. Знали все их уловки, позволявшие избежать наказания. Знали всё про их финансовые махинации. Знали, с какими адвокатами те имеют дело. Так что обращение к ним за помощью было более чем оправданно: если кто и мог указать, где скрывается Винисьо Пельегрини, то только они. Проблема заключалась лишь в том, что настало воскресенье. Вдруг в офисе ассоциации никого не окажется?