Чудо и чудовище - Наталья Резанова

– Кстати, что случилось с Харифом? – спросил Лаши после беседы о Шраге.

– А что с ним случилось?

– Он спрашивал меня, не согласишься ли ты с ним поговорить.

– Ему что, жить негде в этом городе?

Лаши усмехнулся.

– Как бы не так! Он теперь великий провидец. Разве не сбылось его предсказание, что ты станешь царицей? Народ вокруг его тучами собирается, а жрецы разодраться между собой готовы, чтобы за право предоставить ему жилье при своем храмах.

– Вот видишь. Он в пустыне не пропал, не пропадет и в столице. А говорить я с ним не хочу.

У Лаши хватило сообразительности не продолжать эту тему.

На второй день пребывания во дворце Дарда посетила Братскую башню. И, выслушав историю Даллы, поняла, что не испытывает к ней ненависти. Странно – Далла при всей своей красоте оказалась несчастнее безобразной Паучихи. Во всем. По крайней мере, Дарде не приходилось терять детей. Даже как женщина Дарда была счастливей. Сколько бы не лгали ей Хариф и девушки из Каафа, приходившие к ней в шатер. Притворная любовь есть настоящая любовь, если она приносит радость.

Очевидно, ей следовало благодарить ту няньку, Берою, за совершенную подмену. Оставшись во дворце, вряд ли бы Дарда обрела силы и знания, необходимые для женщины с ее наружностью. И вообще, необходимые для жизни.

А Далла… Она – слабое существо. Груз злодейства, который она взвалила на себя, не по ней. Другие творят и большие преступления, и спят спокойно. Далла же сломлена. Из чего, правда, не следует, что ее пора отпустить на волю и осыпать благодеяниями.

Злость Дарды против Харифа улеглась – на нее не было ни сил, ни времени. И она понимала, что с ним дело обстоит тоже не так просто. Он приучал ее к мысли, что кроме него, ее никто не способен любить. Но может, он боялся, что все обстоит наоборот? И его настойчивое: "верь мне!" было не только лживым заклинанием, но криком о помощи, который она не услышала.

Все так. Но Дарда понимала также, что того, что было прежде, уже не будет. И видеть его по-прежнему не хотела.

По многим причинам ей нужно было забыть о личных переживаниях. Она знала – сейчас Нир опьянен победой, и люди славят торжество справедливости. Но стоит случиться засухе, неурожаю, или вражескому нападению – виновницей всего окажется лживая преступница, новая самозванка, узурпаторша престола. А попритихшие ныне зимранцы спустя месяц-другой отойдут, и припомнят, что царицы в Зимране не правят сами, хотя бы их право на престол не подлежало никакому сомнению.

Но даже если внутри страны будет все благополучно, Нир останется маленьким государством между одряхлевшей, но все еще могущественной Дельтой и полным сил и алчности Шамгари. Пока шамгарийцы выжидают, но богатства Дельты слишком велики, чтоб ожидание это могло длиться десятилетиями. И тогда, сколько бы ни продолжалась война, исход ее будет предрешен.

Но пройдет время, когда и Шамгари устанет, обленится и одряхлеет…

А мы?

Кто мы – игрушки жестоких богов или их потерянные дети?

Дни сменялись, а у Дарды все еще не было времени выбраться из цитадели. Большую часть времени приходилось проводить в зале приемов. Дарда не жаловалась. Во дворце было душно, а зал, полностью облицованный камнем, представлял собой довольно прохладное помещение. Если бы его не заполняли посетители.

Посетители были уже не те, что в первые дни. Иммер отбыл в Кааф, поскольку его беспокоила ситуация на границе. Дарда заверила его,что пришлет воинское пополнение в город так скоро, как это будет возможно… И слово свое она собиралась сдержать. Усиление гарнизона Каафа – вот причина, ради которой воевал Иммер, и для Дарды эта причина была достаточно веской.

Она не сомневалась, что на смену Иммеру из Каафа не замедлит прибыть почтенный Шмайя. Его интересует расширение торговли. Это тоже заслуживает уважения. Кроме того, Дарда приветствовала бы приезд финансиста постольку, поскольку хотела бы сбыть ему личные вещи бывших цариц, в особенности наряды, которыми полны были сундуки в женских покоях. Дарда не могла их носить, ибо выглядела бы в них нелепо, а стоили они дорого. Пока что Дарда приказала служанкам наскоро пошить себе платье в старом нирском стиле – широкое и длинное, с рукавами, собранными в складки. Волосы она прикрывала сеткой, а сверху набрасывала тонкое покрывало. В таком виде она принимала присягу от зимранцев и нирских князей, – первым среди них, разумеется, был Иммер.

При прощании Дарда вручила ему, помимо причитающейся доли в золоте из царской сокровищницы, подробное письмо для матери Теменун, где обрисовала происходящее в Зимране. Никкаль еще не имела в столице своего постоянного дома, но ясно было, что таковой вскоре появится, и жрицам из святилища Каафа, прибывшим вместе с войском, понадобятся помощь и руководство. И Дарда предпочла бы, чтоб это руководство осуществляла мать Теменун, или те, кого она назначит, но не царица. В отношения же Кемоша и Хаддада Дарда вообще не хотела мешаться. Пусть жрецы сварятся между собой, меньше времени у них будет на интриги против царицы. К счастью, жрец Кемоша, признав ее власть, по привычке не ждал от женщины ни помощи, ни противодействия.

Однако ее посетила Фратагуна – поблагодарить за свое освобождение. Дарда предложила передать бывшую царицу под опеку храма Мелиты.

– О, нет, – сказала Фратагуна. – Видишь ли, она упорно верила, что я злоумышляю против нее, хотя это была неправда. Если бы она хоть раз поговорила со мной без задних мыслей… но нет, она предпочла заточить меня.

– Что ж, обстоятельства сложились так, что ты можешь стать тюремщицей прежней своей тюремщицы.

– Я этого не хочу.

– А чего ты хочешь?

– Я устала… Мне уже не так мало лет. Кроме того, выйдя из башни, я услышала, что женщины по всей стране оставляют Мелиту, и переходят к Никкаль. И, не сочти за оскорбление твоей богини, мне не хочется этого видеть. Если ты позволишь, я вернусь на родину, в Калидну,

– Что ж, пока в царстве не кончилась смута, поживи у госпожи Фариды. – Фарида снова заняла городской дом своей семьи. – А потом поступай, как найдешь нужным.

Уту с разведчиками все еще не сумел изловить Рамессу, но не оставлял надежды. По его сведениям управитель бежал в княжество Маттену, и Бегун, в соответствии с прозвищем, намеревался его обогнать.

Хариф приходил каждый день. Дарда не приказывала его прогонять, но принимать отказывалась.

Почти такую же настойчивость проявлял старый Сахак, правда совсем по другой причине. Он напоминал Дарде, что ее родовые владения нынче безвластны, и, ежели она не собирается перебираться в Маон, то, по крайности следует назначить туда наместника. Дарда даже пожаловалась Лаши на настырного старика.

– Ну и назначь ты наместника. Людей, что ли нет?

– Людей полно. Проверенные на счету. Могу тебя назначить. Хочешь быть князем Маонским?

– Сейчас нет. – – Лаши не удивился и не счел сказанное за шутку, как сделал бы полгода назад. – А со временем – кто знает? Может, остепенюсь, наконец. Чего я хотел от жизни – дом, сад… Там есть сад?