Древние тюрки. История образования и расцвета Великого тюркского каганата (VI-VIII вв. н.э.) - Лев Гумилев

Дальше Йоллыг-тегин показывает результаты. «Дав себя прельстить их сладкой речью и роскошными драгоценностями, ты, о тюркский народ, погиб в большом количестве… злобные люди так научали часть тюркского народа, говоря: «кто живет далеко, тому дают плохие дары, кто живет близко, тому дают хорошие дары», этими словами он так научал тебя. И вы, люди, не обладавшие мудростью, послушавшись речи и подойдя вплотную, погибли там в большом количестве».

Но каким образом они погибли — ведь они в изобилии получали ценности? Автор дает ответ: за дары нужно было отплачивать военной службой, т. е. идти умирать за чужие интересы вдали от родины. «Ты… тюркский народ стал бродить по всем странам и там совершенно изнемог и изнурился. Вы же, оставшиеся тогда живыми, по всем странам скитались, то живя, то умирая».

Йоллыг-тегин правильно отмечает, что народ, желающий сохранить свою индивидуальность, не должен превращаться в ландскнехта или в карателя, сколько бы за это ни платили. Таких «сподвижников» хозяин дальше передней не пускает, и ни золотом, ни шелком им не прикрыть своей подчиненности. Идеологии продающихся за чечевичную похлебку он противопоставляет не утопию, а реальную программу — восстановление каганата: «О тюркский народ, когда ты идешь в ту сторону, ты становишься на краю гибели, когда же ты, находясь в Отюкенской стране, лишь посылаешь караваны за подарками — данью, у тебя совсем нет горя; когда ты остаешься в Отюкенской черни, ты можешь жить, созидая свою державу, и ты, тюркский народ, сыт».

И далее он указывает, что эта программа не только возможна, но уже осуществлена его дедом: «Став каганом, я вполне поднял — собрал погибший неимущий народ; неимущий народ сделал богатым, немногочисленный народ сделал многочисленным. Разве есть неправда в моей речи?!». Но вместе с этим он констатирует, что популярности хан не имеет, т. е. беги «склонны впадать в ошибку — измену», а народ неразумен. «Тюркский народ… когда ты тощ и голоден, ты не понимаешь причин состояния сытости, и, раз насытившись, ты не понимаешь состояния голода». Отсюда можно заключить, что инициатива возрождения каганата принадлежала кучке ревнителей старины. Надпись Йоллыг-тегина свидетельствует о том, что часть бегов и слои, с ними связанные, хотели компромисса с Китаем, но патриотическая группа, собравшаяся вокруг хана, гнала и вела их в походы на поиски минувшей, древней славы. Не трудно догадаться, что эта группа состояла из тарханов первого каганата, ставших рядовыми.

Ветеранов, разумеется, агитировать было незачем, поэтому очень интересно, кто составлял ту неустойчивую массу, к которой обращался Йоллыг-тегин. «Речь мою полностью слушайте по порядку: братья, младшие родственники, собственное мое племя и собственный мой народ, стоящие справа — шады и родные беги, слева — тарханы и служилые беги, тридцать… беги и народ токуз-огузов». Здесь приводится классическое степное деление на центр, правое и левое крыло, но в иерархическом аспекте: центр — личная дружина хана, правое крыло — принцы крови, левое крыло — народные и неравные с ними токуз-огузы, т. е. уйгуры и другие халхаские племена.

Таким образом, мы наблюдаем картину военной демократии с иерархическим принципом устройства. Особенно важно отметить, что токуз-огузские беги и народ уравнены с тюрками. В другом месте список адресатов еще более расширен: «Сердечную речь мою… вы до сыновей 10 стрел и до татов [несвободных, обязанных] включительно, знайте, смотря на памятник».

Но и тут прибавлены только западные тюрки и инкорпорированные таты, а прочие завоеванные ко времени составления текста — кидани, кыргызы, карлуки, татабы, согдийцы и др. — не отмечены. Они не были членами орды — они были ее данниками, или «союзниками».

Итак, орда голубых тюрок включала в себя еще только токуз-огузов{1096}. Но даже в таком виде она поддерживалась главным образом железной волей своих основателей и их военными талантами.

Иными словами, тюрки стояли на стадии военной демократии и делали все от них зависящее, чтобы сохранить строй, к которому они привыкли.

Задачи. Победа на Толе отдала в руки тюрок почти всю Халху, но тем не менее их держава была в отчаянном положении. Новые подданные, уйгуры, были ненадежны; имперские владения охватывали возрожденный каганат с востока, юга и запада; на севере, в Сибири, находилось обширное кыргызское ханство, определенно враждебное тюркам, и, самое главное, большая часть собственно тюркского народа осталась в Ордосе, в лапах врага. Их надо было вызволить в первую очередь, и Капаган-хан принялся за это.

В 694 г. тюрки совершили молниеносный набег на границу Китая, побили и увели в плен множество воинов и народа{1097}. Одновременно Капаган-хан предложил императрице У принять его в подданство. Это означало бы согласие имперского правительства на образование в Халхе тюркского государства, прямое признание его. Разумеется, Китай не мог так легко помириться с мятежником. 18 воевод выступили против него в поход с китайской и кочевой конницей, но вернулись, не найдя врага{1098}. Отюкенская чернь спасла тюрок от разгрома{1099}. Китайцам пришлось перейти к обороне.

Возможно, что в результате набега были уведены не пленные, а ордосские тюрки, не успевшие уйти с Кутлугом и теперь перебежавшие к своим соплеменникам. Надпись так и трактует политику Капаган-хана: «Мой дядя, каган, сев на царство, опять устроил и поднял тюркский народ, неимущих он сделал богатыми, немногочисленных он сделал многочисленными»{1100}. Конечно, последнее произошло не за счет естественного размножения.

Второй задачей, не менее серьезной, чем освобождение соплеменников, было установление отношений с кочевыми народами и племенами. Номинальное подчинение Империи было необременительно для кочевников и даже выгодно, но китайцы, ошибочно полагая, что их власть окончательно упрочилась, стали назначать своих чиновников на посты правителей застойных владений. Отсюда неизбежно возникали разнообразные осложнения, связанные с ущемлением прав кочевых старейшин, непониманием нужд рядовых кочевников, взяточничеством, вымогательством и оскорбительным высокомерием китайских чиновников. Поэтому к концу VII в. лояльность кочевых подданных была обратно пропорциональна расстоянию от Великой стены. В 696 г. возмутились В Маньчжурии кидани и татабы (хи){1101}, что также было использовано тюрками.