Шепот крови - Мирослава Драгович

это зло может принять. Петра не получила свое клеймо просто так, и он знал, что один из ловцов мертв по ее воле. Мир стал бы чище без нее. Но его рука все же дрогнула.

— Я расскажу все, что знаю! — выплевывала она, в надежде выжить. — Гален скоро нападет на вас! Я расскажу!.. Не убивай!..

Эрло отпустил ее, поднялся и вдруг услышал, как Лотар выкрикнул его имя.

Многие бойцы считают, в сражении нет никого опаснее, чем маг огня. Эрлоис же не раз убеждался, что в бою страшна любая стихия. Умелый маг воздуха сможет сломать человека, как соломинку. Ему приходилось видеть подобное.

Когда его ноги оторвались от земли, Эрло не успел даже испытать ужас. Тяжелый удар выбил из него воздух и наступила темнота.

Побережье, Дагмер

— У-у, паскуда растреклятая! Не вздумай помирать, пока не сделаешь то, что должен!

Это были первые слова, прорвавшиеся к Моргану сквозь вязкий и липкий бред. Он весь состоял из образов и вспышек памяти, но эти слова отличались от них и голос ему был смутно знаком. Он хотел бы остаться на тех камнях, ощущая, что сам стал камнем, но эта женщина упрямо тащила его за собой, дико бранясь и задыхаясь. У него не было сил открыть глаза и взглянуть на нее. Лихорадка вцепилась в него мертвой хваткой, стараясь вырвать из этого мира.

— Что ты натворил, Морган Бранд, чтобы подыхать, как шелудивый пес? У-ух, проклятье!

Он чувствовал, как женщина била его по щекам, пыталась трясти за плечи, затем снова тащила по мокрой земле, упираясь сапогами.

В очередное пробуждение от тягучей лихорадки он ощутил тепло огня, мягкость шкуры животного, сырость и дым. Женщина постоянно говорила, но он не мог разобрать слов, падая в сон и болезнь. Его тело было тяжело отравлено.

Он отчаянно боролся за все свои полустертые воспоминания. Ему мерещилась Мириам. Чудилось, что она стоит рядом, глядит на него с укором. Безмолвная, несчастная и такая ненастоящая.

Морган очнулся от этого терзающего видения, только когда женщина попыталась влить что-то в его пересохшее горло. Не понимая, где оказался, он было рванулся от ее рук, но тут же рухнул назад на звериную шкуру.

Он распахнул было глаза, но все вокруг понеслось кувырком. Костер недалеко от сооруженной лежанки был ярче солнца Корсии. Жадно хватая воздух сырой пещеры, Морган скорчился от пронзившей его боли. Еще вдох, и скверна снова сдавила горло. Женщина помогла справиться с ней, подставив кадку, и утерла лицо, когда приступ закончился.

— Знаешь, северный лорд, я видала всякое, пока живу среди тех, кто тебе так не по душе. Так вот. Раз твоя Гаудана померла, изволь придумать для чего тебе жить, иначе она утащит тебя за собой, — заговорила она, держа руку на его груди.

— Селма…

Морган узнал этот певучий и звонкий голос, который удивительно не шел самой девушке — грубой северной горянке. Она частенько нашептывала ему вести о том, как поживает старший из его племянников.

— Ну неужто я услышала от тебя хоть что-то, кроме имени твоей рыжей подружки? Пей! — приказала она, подставляя к его губам чашу с водой.

Каждый глоток давался ему с трудом, но Селма, твердой рукой поддерживая Моргана за затылок, заставила испить все до дна.

Яркое воспоминание захватило его в мрачный круговорот, подбросив ему последний образ Мириам, вобравший в себя отчаяние и страх. Темные покои, камин и стол, остывающее тело ведьмы, молодой лекарь и его отец, Ивэн и она. И слова самого Моргана.

«Я умоляю. Никто не будет знать. Я обещаю».

— Что я наделал… — едва слышно прошептал он.

— Заткнись, — остановила его горянка. — Спи, борись и пей. Не дай ведьме иссушить себя. Нет никакого лекарства, северный лорд. А мне бы очень не хотелось, чтобы ты помер.

Как мог он не услышать Мириам, когда та поняла, что он стал жертвой ведьмы? Как он мог принять за любовь сотворенное Гауданой? Почему нашел ее в лесу, не признавшись сам себе, что стал ее рабом? Непомерная гордыня мешала ему распахнуть глаза и понять собственную уязвимость.

— Почему вы их не убиваете? — сухо проговорила Селма, вытирая пот с лица Моргана и вероятно думая, что не будет услышана. — Всех, кто делает такое с людьми, следует казнить. Уж поверь мне. Я многое видела. Гаудана не была чудовищем, но была опасна. Это да. Что ты сделаешь, если ядовитая змея бросится на твою Мириам? Но змея лишь защищает себя, а они, все эти маги крови, непомерно жестоки. Оставлять их в живых — это ли не малодушие?

Лихорадка терзала Моргана, не выпуская из своих объятий, северянка без конца бормотала что-то, всякий раз жутко сквернословя в борьбе с судорогами, пронзающими его тело или же скверной. Болезнь была мучительна, но Морган уже решил для себя, что останется жить.

Лагерь отступников

Эрлоис никогда раньше не попадал в лагерь отступников. Возможно, именно поэтому Гален не отдавал приказа уничтожить прибежище ловцов, или не сделал этого из-за его близости к городским стенам. Это выглядело как негласное соглашение. И вот оно было нарушено. Будь воля Эрлоиса, он бы отдал многое, чтобы этого не произошло. Теперь же он разглядывал халупы, сколоченные вокруг стихийной площади. Стоя в колодках на коленях.

Кто-то стянул с него кунтуш и сапоги, отчего было невозможно остановить дрожь, отдающую в зубы. Ветер разбушевался и улицы пустовали. Хоть в чем-то ему повезло — если бы отступники видели, кто появился в их лагере, холод и гудящая голова показались бы ему меньшими из зол.

Но кто-то все-таки пришел.

— Что? Не похоже на Дагмер? — голос Петры больше не дрожал.

Услышав ее, Птицелов почти физически ощутил желание убить. Если бы теперь в его руках оказался нож, он бы не позволил себе сомнений. Но оставалось только стиснуть зубы и молчать.

Она едва не ткнула факелом ему в лицо.

— Эта шея должно быть раньше никогда не сгибалась ни перед кем? А эти плечи? Я слышала, что многие дагмерские ведьмы без ума от них. Но понравится ли им, если благородный северный принц будет высечен, как каторжник?

Раздался свист плети. Один раз. Другой.

Эрло нехотя подумал, не стоит ли сожалеть о том, что ему не посчастливилось умереть возле прибежища ловцов.

Третий.

Удар в живот.

Чьи-то торопливые шаги и встревоженный голос мужчины.

— Остановись, Петра! Какой бы падалью он не был, он родич Галена. Не тебе решать, как он умрет.

— Пусть вашего Галена сожрет проклятая Тьма! Этот пес должен