Гарем - Патриция Грассо

И тогда легендарный Пес Султана, безжалостный каратель, наводящий страх на жителей империи, поднял лицо к небу и издал жалобный, леденящий душу вой, оплакивая свою потерю.

Эстер выплыла из темных глубин беспамятства, но никак не могла выбраться на поверхность, полупрозрачная пелена никак не отпускала ее. «Я умерла, — возникла у нее в сознании пугающая мысль. — Или это всего лишь страшный сон?»

Как будто издалека доносились до нее чьи-то приглушенные голоса. В невнятном говоре ей удалось разобрать слова: ребенок и кровотечение. Хлопнула дверь и наступила полная тишина.

Эстер открыла глаза и уставилась в потолок. Ей хотелось убедиться, что она все-таки жива, но обречена терпеть невыносимую боль.

Сильные руки нежно, но настойчиво заставили ее вновь опуститься на подушки. Она чуть повернула голову и увидела осунувшееся, печальное лицо мужа. Ее муки, ее боль передались ему.

Он присел на край кровати и ласково коснулся ее щеки.

— Тебя слегка ранили, любимая.

— А мне кажется, что я ранена смертельно. Халид сделал попытку улыбнуться, хотя это не очень-то хорошо у него получилось.

— Ты еще будешь лазить по деревьям через несколько дней, обещаю.

Какая у нее рана? Почему такая боль? Эстер терялась в догадках. Перед ее мысленным взором мелькали в жуткой пляске кинжалы, мечи, ятаганы, но она не могла припомнить, чтобы какое-то оружие ранило ее.

— Твое умение обращаться с кинжалом спасло мне жизнь, — сказал Халид. — Это был воистину мастерский бросок. Аллах направил твою руку!

Он наклонился и поднес кубок к ее губам. Каждый мускул ее тела противился любому движению, но настоящий кратер, исторгающий боль, располагался в нижней части ее живота. Там было сосредоточие ее мучений. Вместе со страданием пришло и ужасное воспоминание.

— А ребенок? — Эстер едва шевелила губами, задавая этот вопрос.

— Лекарь обещал, что ты родишь еще дюжину здоровых детишек.

— А этот наш первенец? — Сердце ее почти остановилось, в глазах помутилось. Она уже знала ответ.

— Мы его потеряли…

Слезы покатились по лицу Эстер. Она жалела не родившегося ребенка, жалела себя.

— Ты пострадала, спасая мне жизнь, — сказал Халид. — Я виноват перед тобой.

Но Эстер не услышала его покаянных слов. Даже короткий разговор и последующие за ним слезы истощили ее силы. Она вновь впала в забытье.

Халид нежно поцеловал ее. На губах он ощутил вкус снадобья, которое она послушно выпила. Теперь его Эстер будет спать долго-долго, и спасительный сон оградит ее от боли и от горечи утраты.

— Прощай, принцесса, — прошептал Халид, встал, выпрямился, стер с лица предательскую, недостойную мужчины соленую влагу.

За дверью его поджидала Михрима.

— Не будем тревожить ее до завтра, — сказал он матери.

Та кивнула, но тут же поинтересовалась:

— Ты сказал ей?

— Да. — Настойчивость матери вызывала в нем глухое раздражение.

— И как она восприняла новость?

— Поплакала, а потом уснула. Лекарство подействовало быстро.

— А ты? Как себя чувствуешь ты?

— Могла бы догадаться сама, как я себя чувствую, — вырвалось у него почти грубо.

— Я беспокоюсь о тебе, мой сын.

— Ты? Беспокоишься обо мне? — Халид не верил своим ушам.

— Тебе трудно в это поверить, я знаю. Михрима дотронулась до руки сына, и он вдруг ощутил нежность этого прикосновения. Глаза ее наполнились слезами. Она приподнялась на цыпочки и дотронулась пальцами до его изуродованной шрамом щеки. Впервые в жизни она позволила себе обласкать сына.

— Мое сердце разрывается от горя из-за твоей утраты. Ты, единственный из моих сыновей, оставшийся в живых, и я дорожу тобой.

Халид смягчился.

— Ты дорожишь мною?

— Да, я люблю тебя, Халид.

— Спасибо тебе за это, мать. — Он положил руку ей на плечо и повел по коридору прочь от комнаты Эстер. — Не сделаешь ли ты кое-что для меня? — спросил он.

— Все, что ты попросишь, сын мой.

— Возьми на себя заботу о моей жене и каждый вечер докладывай мне, как протекает ее выздоровление.

— Докладывать тебе о ней? — от неожиданности Михрима даже оступилась на ходу. — А что у тебя, нет своих глаз, чтобы увидеть ее воочию? Или ты опять куда-то собрался уезжать?

— Я никуда не уезжаю, — глухо сказал Халид. — Однако я ее больше не увижу.

— Ты что, с ней разводишься?

— Я отправляю ее домой.

— Дом твоей жены там, где ты.

— Ее дом в Англии.

— Но ты же любишь ее, не отрицай. Все давно это поняли.

— Я очень люблю свою жену, — подтвердил Халид, — но отсылаю ее домой. Я сделал ее своей рабыней, а потом вынудил выйти за меня замуж, но она не приняла душой и сердцем наш брачный обряд. И все же, рискуя собой, она спасла тебе жизнь, а потом и мне. Мы обязаны хоть в малой степени вознаградить ее. Все, что она хочет, — это возвратиться к своей семье в Англию.

— Она говорила тебе об этом?

— Много раз. Вправе ли я теперь отказать ей в том, что желает ее сердце?

— Значит, ты объявишь о разводе с ней в присутствии свидетелей? Так положено.

— Я не разведусь с ней. Эстер моя жена. Никакая другая женщина не займет ее место в моей жизни.

— Не намереваешься же ты оплакивать ее до конца дней своих? — Михрима повысила голос почти до крика.

Халид остановил ее неожиданным поступком. Он расцеловал ее в обе щеки, затем повернулся и, не оглядываясь, удалился. Михрима проводила взглядом одинокую фигуру сломленного горем мужчины — своего единственного сына.

Если б это только было возможно, то Эстер чувствовала себя еще хуже, чем накануне своего продолжительного сна. И тело и душа ее мучились одинаково.

— Доброе утро! — приветствовала ее пробуждение Михрима.

Эстер обвела комнату взглядом.

— А где мой муж?

— Моего сына вызвали во дворец к султану, — ответила Михрима, удивляясь ее интересу к тому, что делает и где находится принц. — Как ты себя чувствуешь?

— А как бы ты себя чувствовала, если б потеряла своего первого ребенка?

— Лекарь сказал, что ты родишь еще много детей. — Михрима подала ей чай.

— Действительно, он так сказал?

— Буду ли я тебе лгать, когда речь идет о таких важных вещах? Ты отдыхай сегодня, а завтра тебе можно будет встать с постели и немного пройтись.