Девять унций смерти - Сергей Раткевич

— Потому, что тебе подарили краденое, — ответил фалассец.

«Ах, вот оно в чем дело! Краденое, значит, мне подарили!»

— Обожаю краденое, — хищно ухмыльнулся петрийский лазутчик. — Есть какая-то неизъяснимая прелесть в том, чтобы похитить нож из руки убийцы, стащить удавку у душителя…

— Это не удавка и не нож! Это книга! — зарычал фаласский лазутчик.

— Некоторые книги пострашней, чем нож или удавка, — ответил Шарц.

— Ну так сожги ее! — гневно воскликнул фалассец.

— Что-то мне подсказывает, что она — не единственная, — зло ухмыльнулся Шарц. — Здесь-то я ее сожгу… но там-то она останется.

— Какое тебе дело до того, что происходит где-то там?

— Мне бы не было никакого дела до того, что происходит где-то там, если бы тебя не беспокоило то, что происходит где-то здесь! — ответил Шарц.

— А почему ты решил, что меня это беспокоит? — возмутился фалассетг. — Да плевать я хотел на вас, грязные северные варвары!

— Раз вам до такой степени не хочется, чтоб эти знания стали доступны людям отсюда, значит, вы сами собираетесь их здесь применять, — заметил Шарц. — Именно здесь. Хотя… какая разница где? Убийство остается убийством, где бы оно ни случилось, а отравление — одна из худших его разновидностей. Подлая, мерзкая, трусливая…

— Какое тебе дело до людей? Ты же… ты гном! — словно обвинение, выплюнул фалассец.

— Быть может, я еще больше человек… именно оттого, что гном, — ответил Шарц. — А как лекаря, меня не может не беспокоить содержание этой книги. И я со страхом жду того дня, когда какие-нибудь сволочи начнут применять заключенные в ней знания, а мне и моим коллегам будет нечего этому противопоставить!

— Это — наша книга, — настаивал фалассец. — Она принадлежит Безымянному Храму. Мы пришли за ней. Она должна вернуться… или умереть.

«Вот как, значит! Не просто лазутчики на службе у одного из южных государей, а храмовая стража, да еще и печально знаменитый Безымянный Храм! Так вот чем занимаются просветленные монахи вместо поста и молитвы своим безымянным Богам!»

— Эти знания… не придут сюда, не будут использованы… здесь, — сказал наконец фалассец.

— Я должен верить тебе на слово? — будто хорошей шутке, обрадовался Шарц.

— Я поклянусь непроизносимыми именами своих Богов, — пообещал фалассец.

— Значит, я твоим Богам должен буду поверить на слово? — спросил Шарц.

— Боги не лгут, — сообщил фаласский лазутчик.

— Возможно, — ласково улыбнулся Шарц. — А вот о людях я этого не сказал бы… и вряд ли твои Боги придут сюда, чтоб засвидетельствовать твою правоту. Может объяснишь, почему столько шума, если вы все равно не собираетесь охотиться на этой территории?

— Это наше дело, зачем тебе знать лишнее? — откликнулся фалассец. — Знание, заключенное в этой книге, принадлежит нам, оно было у нас украдено и должно возвратиться. Само существование этой книги где-то помимо нашего Храма — грех, оскорбляющий Богов.

— Плохо ты врешь, — сказал Шарц. — Некрасиво, нескладно и без особого вдохновения.

— Клянусь непроизносимыми именами Бесконечных Богов… — начал лазутчик.

— Что все, сказанное мной, — ложь от начала и до конца, — закончил за него Шарц.

— Да как ты смеешь? — потрясение выдохнул фалассец, которого мерзкий коротышка прервал посреди клятвы, да еще и таким образом.

— Ну… ты же лазутчик! — ухмылялся Шарц. — Лгать — твой долг, твоя профессия и твоя честь! Как твой бывший коллега, могу сказать — плохо работаешь. Без огня, без вдохновения, боюсь, твои Боги недовольны…

— Тебе не нужна правда, тебе нужна жизнь. Сожги книгу — и останешься жив, — тупо повторил фалассец.

— Ты и в самом деле надеешься справится со мной… один? — лукаво улыбнулся Шарц.

— Мои Боги со мной, — ответил лазутчик. — Правда на моей стороне.

— Правда лазутчика — его ложь, недоучка! — вздохнул Шарц. — Ох и всыплют тебе твои Боги…

Шарц прислушался. Тишина вокруг. Полная тишина.

«Чисто», — сказал лазутчик.

«Неплохое место для операции», — согласился лекарь.

Шарц внимательно оглядел стоявшего перед ним воина.

«Да. Противник серьезный, — мелькнуло в мыслях лазутчика. — С таким шутки шутить нельзя. И не заметишь, как без головы останешься!»

«Именно с таким и нужно шутки шутить! — встрял вновь высунувшийся шут. — Иначе точно без головы останешься! Это, конечно, не самое сильное твое место, но, сколько я помню, Полли нравилась эта прическа…»

«Шутки, значит…» — задумчиво протянул лазутчик.

«А то ты не помнишь, как тарелками жонглировал?» — фыркнул шут.

«Вообще-то жонглировать всякой ерундой — твоя работа», — буркнул в ответ лазутчик.

«Верно. Но я, если помнишь, тогда еще не родился…» — усмехнулся шут.

«Напротив, именно тогда и был день твоего рождения, — вмешался лекарь. — Мне, как опытному акушеру, это совершенно очевидно! А теперь прекратите спорить и будьте настороже! На мой вкус, у этого серьезного человека слишком большой ланцет».

«Так значит, шутки… — вновь пробормотал лазутчик. — Что ж, можно…»

— Сожги книгу и останешься жив, — повторил фалассец.

— Убирайся отсюда — и останешься цел, — ответил Шарц.

— Я жду еще три удара сердца, — сказал фалассец.

— Твоих или моих? — ухмыльнулся Шарц.

— Ты сам выбрал свою судьбу, — промолвил фалассец, делая шаг вперед и выхватывая меч.

* * *

Шарц проворно отскочил от свистящей дуги падения меча и побежал вдоль забора. Фалассец последовал за ним.

Так. Налево… направо… прямо… поворот… еще поворот… ныряем вот в эту подворотню, а теперь в эту… опять направо… направо, бестолочь! Налево… еще налево и прямо! Тут забор, не треснись лбом! Перелезаем, прыгаем, скользим, еще забор, налево и снова прямо…

«Ничего. Уже недолго… Ага! Вот оно».

Спасительная дыра в заборе. Ура!

За мной, прислужник Безымянных богов, за мной! Говорят, ваши жрецы умеют совершать настоящие чудеса, не знаю, все может быть, но, ручаюсь, такого чуда, как здешняя помойка, ты отродясь не видывал! Ты много чего повидал, враг мой, это сразу видно, боль и страх, страдания и пытки, обряды и ритуалы, демоны и боги, маги и чудеса… вот только ничто из этого не могло подготовить тебя к тому, что я собираюсь обрушить на твою несчастную голову.

Ты бежишь за мной, вооруженный мечом, ты уже считаешь себя победителем. У меня ведь нет меча, да и бегаю я похуже, у меня короткие ноги, мое дыхание тяжелей твоего, ты преследуешь меня спокойно, сберегая силы, пожалуй, ты и правда не сомневаешься в успехе… догнать и зарубить безоружного коротышку, забрать книгу, выполняя приказ жрецов… безоружный не может защищаться, не так ли? Станет ли тебе стыдно, если ты добьешься успеха? Или жрецы заранее отпустили тебе грехи? Или ты считаешь, что можно убивать безоружного?