Когда исчезнет эхо - Людмила Мартова

Юлька проснулась и сразу же зажмурилась от резанувшего ее неожиданно яркого света. Со второй попытки глаза все-таки удалось открыть, но только для того, чтобы им не поверить. Часы, старинные, облаченные в тяжелое обрамление из хрусталя, стоявшие на стареньком, но исправно работающем телевизоре (Юлька вчера проверила), показывали пять пятнадцать. Утра, разумеется. В такую рань с детства слывшая совой Юлька не вставала никогда. А сегодня — на тебе, проснулась.

Бившее в окно нахальное июньское солнце честно признавалось, что причина столь раннего пробуждения кроется именно в нем. Оно и разбудило, чего стесняться? Попытавшись снова зажмуриться, чтобы погрузиться в блаженную темноту и еще немного поспать, и не достигнув успеха, Юлька распахнула глаза, ни в одном из которых не было сна, вздохнула и откинула одеяло.

Оно тоже было тяжелым, пуховым. Спать под ним даже в летнюю жару было не жарко и отчего-то уютно. Одеяло словно отрезало от окружающего мира со всеми его бедами. Вспомнив про беды, Юлька по-старушечьи вздохнула еще раз. Именно от них она и сбежала в деревню, чтобы укрыться от посторонних глаз. Глаза были сочувствующими, недоумевающими, злорадствующими, ехидными или тоскливыми. Но от них от всех Юльке одинаково хотелось забиться в дальний угол, завыть, как брошенной на произвол судьбы побитой собаке, в одночасье потерявшей хозяина, сложить лапы и тихо издохнуть.

Позволить себе издохнуть она не могла из-за родителей, а вот все остальные пункты обязательной программы вполне себе просматривались. Для их воплощения в жизнь нужно было только найти, куда спрятаться. Юлька и нашла, прочитав газету бесплатных объявлений. Вообще-то она планировала снять на лето дачу, куда можно было бы сбежать, как Чацкому, «в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов», чтобы в одиночку зализывать раны. Но увидела, что продается деревенский дом, пусть и не в Саратове, но все-таки в глуши, и приняла неожиданное для себя самой решение его купить.

Деревенских корней у их семьи отродясь не водилось, поэтому решение казалось идиотским, как прямо и сказала мама, но в Юлькиной жизни уже было столько идиотизма, что один дополнительный ничего не решал, и дом она купила. Крепкий, с подполом и огромным чердаком, заваленным какой-то рухлядью, да еще и участок в семнадцать соток, к которому прилагалась основательная, хотя и несовременная баня, обошелся всего в двести восемьдесят тысяч рублей.

По нынешним временам это было почти что даром, поскольку земля в деревне Сазоново, где располагался дом, стоила от сорока до пятидесяти тысяч за сотку. Именно по такой цене продавались голые участки, нарезанные на окраине деревни, где вовсю строился новый коттеджный поселок.

Юлькин дом, конечно, стоял в «старой» части Сазонова и не на первой линии от реки. Но до засыпанного белым песком пляжа нужно было пройти метров пятьсот, а до ближайшего, «дикого», но тихого и неглубокого спуска к Волге напрямки по тропинке, вьющейся между соседскими участками, было и вовсе метров сто пятьдесят. До райцентра с его магазинами, рынками и прочей «цивилизацией» Юлька доезжала минут за семь, асфальт простирался до самого порога, поэтому дом стоил подозрительно дешево, и, оформляя документы, новая хозяйка все ждала какого-то подвоха.

Ей казалось, что она не все поняла и в последний момент выяснится, что она должна владельцу еще тысяч семьсот, если не миллион. Таких денег у нее не водилось, она и двести восемьдесят тысяч одолжила у подруги Веры, которая дала их со словами «вернешь, когда сможешь». Когда она «сможет», Юлька не знала, но обещала расплатиться за год максимум. Так что ни о какой доплате за дом речь идти не могла. Но доплата и не потребовалась.

Продающий дом владелец, сухонький жилистый старичок семидесяти шести лет, нервничал не меньше Юльки и все твердил, что сделку ему нужно оформить быстро, деньги получить сразу и наличными, потому что он должен уехать. Как поняла Юлька, к детям. Хотя она не уточняла. Старичок и его семья были ей неинтересны.

Старичок дрожал, вот как сильно волновался. Ручка прыгала в его трясущихся пальцах, и деньги он схватил, даже не пересчитав. Было это так странно, что Юлька напряглась, но работающая юристом Вера проверила все документы, и по всему выходило, что подвоха никакого нет и старый дом вместе с семнадцатью сотками, раскидистыми яблонями в саду и почерневшей от времени баней теперь действительно принадлежат Юльке, то есть Юлии Валерьевне Асмоловой, тридцати двух лет от роду, вчера еще степенной замужней даме, а сегодня брошенке и почти разведенке.

Сделка была оформлена два дня назад, и Юлька сразу же спросила владельца, теперь уже бывшего, когда она может заехать. Он хмуро посмотрел на нее, взгляд из-под кустистых бровей а-ля Брежнев неожиданно резко полоснул по лицу, пробурчал, что уедет сегодня же вечерним поездом, поэтому новая хозяйка въезжать может хоть завтра, пробормотал что-то еще, неразборчивое, из чего Юлькино ухо выхватило только слово «привидение».

Привидений Юлька не боялась. После всего, что случилось с ней за последний месяц, она точно знала, что бояться нужно живых, реальных людей из плоти и крови, близких и родных, внезапно ставших чужими и страшными, почище любого вампира. Мелькнула было мысль, что дед дом продает так быстро и дешево оттого, что в нем поселилось привидение, но тут же ускользнула, потому что была глупой и неконструктивной.

Сделку оформляли в райцентре. Оттуда Юлька вернулась домой, в свою аккуратную квартиру в самом престижном районе их регионального центра. Квартиру они с мужем купили в ипотеку всего два года назад и страшно ею гордились. Здесь все было до последней мелочи продумано и выстроено так, чтобы было удобно жить, проводить совместные тихие вечера, делиться рабочими проблемами, строить планы на выходные и на отпуск, надеяться на то, что когда-нибудь появятся дети.

Сейчас стены давили так сильно, что грозили погрести под собой не только рухнувшие надежды, но и саму Юльку. Перспектива провести тут хотя бы одну лишнюю ночь страшила гораздо сильнее, чем неведомая пока жизнь в чужом деревенском доме. Весь вечер Юлька собирала вещи, чтобы продержаться в своем новом владении месяца три без необходимости возвращаться. Утром всласть выспалась, загрузила нехитрые пожитки в машину, решительно перекрыла газ и воду и заперла дверь, оставив за ней свою прошлую жизнь.

Плакать хотелось очень сильно, но Юлька не стала. Зачем, если слезами делу не поможешь? Старая телефонная симка, верой и правдой прослужившая ей полтора десятка лет, тоже осталась за запертой дверью. Новый номер знали только родители и Вера, никого другого брать в свою деревенскую жизнь Юлька не собиралась. С работодателем она общалась в Интернете и не переставала благодарить Бога за то, что работодатель у нее именно такой, современный, мудрый, все понимающий и вообще самый лучший на свете.

Работала Юлька художницей. Придумывала и рисовала персонажей для компьютерных игр, и фирма, в которой она трудилась, была не только самой крупной и известной в стране, но и входила в тройку мировых лидеров, даром что располагалась в областном центре далеко за пределами Садового кольца. Сотрудникам здесь на выбор полагали либо удобный, комфортный, ультрасовременный офис, в который Юлька с удовольствием ходила в прошлой жизни, либо работу на «удаленке», на которую она сейчас и перешла, смутно надеясь, что за три месяца в сельской глуши сможет сэкономить существенную часть зарплаты, чтобы начать отдавать долг Вере.