Нисхождение - Патриция Хайсмит

Розалинде Констебл, в качестве скромного сувенира в честь нашей долгой дружбы

— Вы уверены, что для меня нет письма? — спросил Ингхэм. — Говард Ингхэм. И-н-г-х-э-м, — повторил он по буквам, слегка неуверенно по-французски, хотя до этого говорил по-английски.

Пухлый клерк арабского происхождения в ярко-красной униформе просмотрел письма в ящичке, помеченном «И-Г», и покачал головой:

— Нет, месье.

— Мерси, — вежливо улыбнувшись, поблагодарил Ингхэм. Он спрашивал уже во второй раз, но это был другой клерк. Десять минут назад, сразу же по прибытии в отель «Тунис-палас», Говард справлялся насчет письма. Он ждал вестей от Джона Кастлвуда. Или от Ины. Прошло уже пять дней, как он прибыл самолетом из Нью-Йорка, с посадкой в Париже, чтобы встретиться там со своим агентом и в очередной раз полюбоваться городом.

Закурив сигарету, Ингхэм осмотрел холл, застланный восточными коврами и проветриваемый кондиционерами. Среди клиентов, в основном французов и американцев, было несколько довольно смуглых арабов, одетых на западный манер в деловые костюмы. Отель «Тунис-палас» как один из лучших порекомендовал ему Джон.

Через стеклянную дверь он вышел наружу, на тротуар. Было начало июня, около шести вечера, и воздух был теплым, а косые лучи солнца по-прежнему яркими. Джон посоветовал Говарду «Кафе де Пари», где можно перекусить перед ленчем или пропустить пару стаканчиков до обеда, и он сразу же увидел его на втором углу через улицу, на бульваре Бургиба[1]. Дойдя до бульвара, Ингхэм купил парижскую «Геральд трибюн». Довольно широкую авеню по обеим сторонам окаймляли деревья, посредине шла асфальтированная пешеходная дорожка. Вдоль нее располагались газетные и табачные киоски, а также мальчишки, чистильщики обуви. Ингхэму все это напоминало что-то среднее между улицей Мехико и парижской улицей; французы постарались оставить свой след, как в Мехико, так и в Тунисе. Он ничего не понимал из обрывистых выкриков вокруг, а разговорник, озаглавленный «Упрощенный арабский», остался в его чемодане в номере. Очевидно, арабский придется учить, поскольку он не имел ничего общего с теми языками, которые он знал.

Ингхэм пересек улицу, направляясь к «Кафе де Пари». Все столики на тротуаре оказались занятыми. Сидевшие за ними уставились на Ингхэма — возможно, потому, что он выглядел новичком. По большей части это были американцы или англичане, вероятно проживавшие здесь некоторое время и имевшие теперь изрядно скучающий вид. Ингхэму не оставалось ничего другого, как пристроиться за стойкой бара. Он заказал перно и развернул газету. Кафе было довольно шумным. Заметив освободившееся место, он занял его.

Люди бесцельно слонялись по тротуару, разглядывая такие же, как и у них, ничего не выражавшие лица посетителей кафе. С особым вниманием Ингхэм приглядывался к молодым людям; в его сценарии требовалось описать двоих молодых влюбленных или, вернее, даже троих, поскольку нужен был еще и третий, которому девушка отказывает. Ингхэм не видел ни одной пары, состоящей из юноши и девушки и гуляющих вместе, а лишь молодых людей поодиночке или по двое, державшихся за руки и открыто любезничавших друг с другом. Джон предупреждал его о близости между здешними юношами. Гомосексуальные отношения не считались здесь чем-то постыдным, но это не имело никакого отношения к его сценарию. Юные представительницы противоположного пола чаще всего имели при себе сопровождающих или кого-нибудь вроде дуэньи. Тут многому предстояло научиться, и задача Ингхэма на следующей неделе — или пока не приедет Джон — заключалась в том, чтобы держать глаза широко открытыми и впитывать в себя окружающую атмосферу. Джон был знаком с несколькими местными семействами, и теперь у Ингхэма была возможность познакомиться с домашним укладом тунисского среднего класса. В сценарии по замыслу полагалось иметь минимум написанных диалогов, однако кое-что все же необходимо было написать. У Ингхэма имелся опыт по части создания нескольких телевизионных сценариев, хотя он считал себя писателем. И тем не менее он испытывал некоторое беспокойство по поводу этой работы. Но Джон был заранее уверен в успехе, к тому же договор между ними носил неформальный характер. Ингхэм ничего не подписывал. Кастлвуд выплатил ему тысячу долларов в качестве аванса, и Ингхэм добросовестно тратил эти деньги исключительно в интересах дела. Большая часть из них предназначалась на оплату машины, которую он намеревался арендовать здесь на месяц. «Нужно будет раздобыть машину уже завтра утром, — подумал он, — чтобы можно было начать приглядываться вокруг».

— Merci, non[2], — ответил он продавцу, приблизившемуся к нему с тугим цветком на длинном стебле. В воздухе разлился необычайно сладкий запах. Торговец с целой охапкой цветов стал протискиваться между столиками, выкрикивая: «Жасмин?» На нем была красная феска и мятый, бледно-лилового цвета балахон, настолько тонкий, что сквозь ткань просвечивали трусы.

За одним из столиков какой-то толстый мужчина крутил свой жасмин, держа цветок у самого носа. Казалось, он впал в транс, глаза его мечтательно полузакрылись. Интересно, он ждет девушку или просто мечтает о ней? Через десять минут Ингхэм решил, что никого тот не ждет. Толстяк покончил со своим напитком, похожим на бесцветную шипучку. На нем был легкий деловой костюм серого цвета, и Ингхэм решил, что этот тип принадлежит к среднему классу, может, чуть выше. Вероятно, зарабатывает тридцать или немногим больше динаров в неделю — где-то около шестидесяти трех долларов или немногим больше. За месяц до поездки Ингхэм поднатаскался в таких вещах. Президент Бургиба пытался потихоньку высвободить свой народ из реакционных пут их религии. Он официально отменил полигамию и не одобрял ношение паранджи женщинами. И теперь Тунис шел впереди всех развивающихся стран Африки. Тунисцы даже попытались вынудить всех французских бизнесменов покинуть страну, хотя по-прежнему остро нуждались в поддержке национальной валюты со стороны Франции.

Ингхэму было тридцать четыре. Он был ростом чуть выше шести футов, у него были светло-каштановые волосы, голубые глаза и медленные движения, и, несмотря на пренебрежение занятиями спортом, он обладал прекрасными физическими данными: широкими плечами, длинными ногами и сильными руками. Родился он во Флориде, но считал себя ньюйоркцем, так как проживал в этом городе с восьмилетнего возраста. После колледжа — Пенсильванского университета — он некоторое время работал в газете в Филадельфии, занимаясь — без особого успеха — литературным творчеством до выхода его первой книги «Сила негативного мышления». Это была довольно дерзкая, предназначенная для юношеского возраста мистификация позитивного мышления, в которой парочка негативно мыслящих героев успешно выпутывалась из всех жизненных перипетий, покрывшись славой, деньгами и успехом. Воодушевленный успехом, Ингхэм бросил журналистику и протянул пару трудных лет свободным писателем. Его вторая книга, «Свинья-копилка», имела куда более прохладный прием, чем первая. Затем он женился на богатой девушке, Шарлотте Флит, в которую влюбился без памяти, но не воспользовался ее деньгами; на самом деле именно богатство Шарлотты обернулось для него препятствием. Через два года они расстались. Время от времени Ингхэм продавал сценарий на телевидение или публиковал несколько коротких рассказов, продолжая жить в весьма скромных апартаментах в Манхэттене. В этом году, в феврале, он совершил прорыв, добившись наконец успеха. Его книга, «Игра в «Если», была куплена для экранизации за пятьдесят тысяч долларов. Ингхэм подозревал, что купили ее в первую очередь из-за страстной любовной истории, а не из-за тонкого интеллектуального содержания или попытки возбудить в читателе жажду мышления. Однако это не имело значения: она была куплена, и впервые Ингхэм смог наслаждаться чувством финансовой независимости. Он отклонил предложение написать сценарий по «Игре в «Если», поскольку считал, что создание сценариев для кино и даже для телевидения не его стихия. К тому же он не мог себе представить «Игру в «Если» воплощенной в фильме.