Стратегия Банкрофта - Роберт Ладлэм

Джафейра: …я помолвлена с мужчиной, у которого есть душа, способным исправить все зло человечества.

Томас Отуэй «Раскрытый заговор» (1692)

Восточный Берлин, 1987 год

Дождь еще не начался, но свинцово-черное небо должно было вот-вот обрушиться на землю накопленной влагой. Сам воздух, казалось, был насыщен ожиданием, напряжением. Молодой мужчина пересек Унтер-ден-Линден и направился к площади Маркса и Энгельса, с середины которой на центр города взирали невидящими глазами гигантские бронзовые изваяния тевтонских отцов социализма. У них за спиной каменные фризы восхваляли радостную жизнь человека при коммунизме. По-прежнему ни капли дождя. Но ждать оставалось совсем недолго. Еще немного – и тучи порвутся, проливаясь промозглыми струями. «Это является исторической неизбежностью», – мысленно отметил мужчина, язвительно употребляя социалистический жаргон. Он был охотником, выслеживающим добычу, и сейчас он почти настиг ее, подошел так близко, как ему еще не удавалось. Тем более было важно скрыть нарастающее внутри напряжение.

Мужчина был похож на миллионы других в этом самозваном раю людей труда. Одежда его была приобретена в «Центрум варенхаус», огромном универсальном магазине на Александерплатц, ибо такие убогие на вид вещи не купишь где попало. Однако одежда была далеко не главным, что придавало мужчине вид мелкого восточноберлинского чиновника. Все дело было в его походке, вялой, принужденной, шаркающей. Глядя на него, никак нельзя было предположить, что двадцать четыре часа назад он прибыл с Запада, и до последних мгновений мужчина был уверен, что не привлекает ничье внимание.

Но вдруг его мышцы напряглись от разлившегося адреналина. Ему показались знакомыми шаги, прозвучавшие у него за спиной, те самые, которые он уже слышал, бесцельно бродя по Карл-Либкнехт-штрассе. Определенно, этот звуковой рисунок он уже слышал.

Все шаги вроде бы похожи друг на друга, однако в действительности все они разные: они бывают тяжелыми и легкими, быстрыми и медленными, и свою лепту вносит также состав подошв обуви. По словам одного из наставников Белнэпа, звуки шагов являются сольфеджио города: нечто настолько обыденное, мимо чего можно пройти, даже не заметив, и тем не менее натренированное ухо способно различать разную поступь, как различают разные голоса. Не ошибся ли сейчас Белнэп?

Не могло быть и речи о том, что за ним следят. Он просто обязан ошибаться.

Или же ему необходимо убедиться, что он прав.

Младший сотрудник сверхсекретного подразделения Государственного департамента Соединенных Штатов, известного как Отдел консульских операций, Тодд Белнэп уже успел завоевать себе репутацию человека, который находит тех, кто не хочет быть найденным. Подобно большинству ищеек, он предпочитал работать в одиночку. Если задача состоит в том, чтобы установить за каким-нибудь человеком наблюдение, решением является группа специально обученных людей – и чем более многочисленная, тем лучше. Но за человеком, решившим исчезнуть, нельзя установить наблюдение в обычном смысле этого слова. В таких случаях на охоту бросались все силы организации: это был вопрос принципа. Однако руководители ОКО уже давно усвоили, что есть свои преимущества и в том, чтобы дать полную свободу одинокому одаренному оперативному работнику. Позволить ему разъезжать по всему свету, необремененному дорогостоящим окружением. Имея возможность проверять любые догадки, какими бы невероятными они ни казались. Двигаться, полагаясь на нюх.

На нюх, который, при благоприятном стечении обстоятельств, должен вывести Белнэпа на добычу, американского оперативного работника Ричарда Лагнера, перебежавшего к врагу. Проверив десяток наводок, оказавшихся ложными, Белнэп теперь был уверен, что наконец взял след.

Но что, если кто-то взял его собственный след? Что, если за охотником, в свою очередь, охотятся?

Обернуться внезапно было бы слишком подозрительно. Вместо этого Белнэп остановился и, зевнув, сделал вид, будто разглядывает огромные статуи, при этом мгновенно оценив, кто находится в непосредственной близости.

Он не увидел абсолютно никого. Бронзовые Маркс, сидящий, и Энгельс, стоящий: массивные, суровые, с позеленевшей бронзой усов и бород. Два ряда лип. Просторный газон, плохо ухоженный. А напротив – громоздкая, продолговатая рыжевато-бурая стеклянная коробка, известная как Дворец республики. Похожее на гроб здание, казалось, было возведено, для того чтобы похоронить в себе человеческую душу. Но площадь, кажется, была пустынной.

Утешительного в этом было немного – однако уверен ли он, что не ослышался? Белнэп знал, что напряжение способно играть с рассудком злые шутки, заставляя принимать тени за чудовищ. Ему надо обуздать беспокойство: чересчур сосредоточенный оперативник, озабоченный мнимыми угрозами, может совершить ошибку и не увидеть угрозу настоящую.

Поддавшись интуитивному порыву, Белнэп направился к зловещему сверканию Дворца республики, флагманскому зданию коммунистического режима. Здесь не только заседал парламент ГДР, но также размещались концертные залы, рестораны и бесчисленные бюрократические конторы, занимавшиеся бесчисленными бюрократическими вопросами. Это было то самое место, куда иностранец не посмел бы сунуться ни за что за свете, куда неизвестный «хвост» не пошел бы следом за Белнэпом, – и то самое место, где сам Белнэп мог бы убедиться в отсутствии нежелательного попутчика. Это решение можно было считать или вдохновением опытного разведчика, или ошибкой новичка. Скоро он все выяснит. Усилием воли заставив себя принять непринужденно-скучающий вид, Белнэп прошел мимо охранников с гранитными лицами, дежуривших у входа, которые лишь мельком взглянули на его потрепанное удостоверение личности. Затем через громоздкий турникет в длинный вестибюль, протянувшийся вдоль всего периметра здания, пахнущий моющими средствами и хлоркой, с бесконечным перечнем кабинетов и контор над головой, похожим на расписание вылетов в аэропорту. «Не останавливайся, не озирайся по сторонам; веди себя так, словно знаешь, что делаешь, и окружающие подумают о тебе то же самое». Белнэпа можно было принять – за кого? За мелкого чиновника, вернувшегося с затянувшегося обеденного перерыва? Простого гражданина, которому нужно получить документы на новую машину? Он завернул за угол, затем еще раз завернул за угол и оказался у выхода на Александерплатц.

Удаляясь от дворца, Белнэп изучал отражения в зеркальных стеклах здания. Вот долговязый парень в рабочей одежде несет обед в судке. Вот пышная фрау с заплывшим, пропитым лицом. Вот два чиновника в серых костюмах и с такими же серыми лицами. Ни одного знакомого лица, никого, на кого сработал бы сигнал тревоги.

Белнэп вышел на помпезный проспект, застроенный в духе сталинского неоклассицизма, носящий название Карл-Маркс-аллея. Вдоль необычайно широкой улицы тянулись восьмиэтажные здания – нескончаемая полоса кремовой керамической плитки, высоких створчатых окон, балюстрад в римском стиле над первыми этажами, отведенными магазинам. Через равные промежутки мозаичные панно изображали счастливых рабочих, таких как те, кто выстроил этот проспект три с половиной десятилетия назад. Если Белнэп правильно помнил курс истории, эти самые рабочие в июне 1953 года возглавили восстание против социалистического режима – которое было безжалостно сокрушено советскими танками. Любимый Сталиным «кондитерский» стиль архитектуры оказался горьким для тех, кто вынужден был его печь. Проспект был красивой ложью.