Стратегия Банкрофта - Роберт Ладлэм

Поколебавшись, Белнэп залпом проглотил содержимое стопки. Мысли его носились вихрем. На месте Райнхарта любой другой оперативник ограничился бы тем, что просто продолжил наблюдение. О прямом вмешательстве речь могла идти только тогда, когда Лагнер и его подручные выпустили бы из рук оружие. После того, как воспользовались им. Белнэп получил бы посмертно ленточку, которую положили бы ему в гроб; Лагнер был бы убит или задержан. Второму оперативнику достались бы благодарность и повышение по службе. Государственные ведомства ставят осторожность превыше храбрости. Никто не обвинил бы оперативника в том, что тот не стал входить в комнату, где находились трое врагов с оружием наготове. Подобный поступок противоречил бы логике, не говоря о всех стандартных тактических приемах.

Кто этот человек?

Порывшись в карманах убитых телохранителей, Райнхарт извлек компактный пистолет американского производства, короткоствольный «кольт», и, достав обойму, пересчитал патроны.

– Твой?

Белнэп буркнул нечто нечленораздельное, что должно было служить положительным ответом, и Райнхарт швырнул ему пистолет.

– А во вкусе тебе не откажешь. Девятимиллиметровые пули с полым наконечником, медная оболочка со свинцовой начинкой. Идеальный баланс между останавливающей силой и пробивной способностью; определенно, это не табельное оружие. Англичане говорят, что о мужчине можно судить по его ботинкам. А я скажу, выбор оружия говорит о человеке все.

– А теперь то, что хотелось бы знать мне,– сказал Белнэп, все еще пытаясь сложить вместе разрозненные воспоминания о последних нескольких минутах. – Что, если бы я не оказался другом?

– Ну, в таком случае отсюда пришлось бы убирать уже четыре трупа. – Положив руку Белнэпу на плечо, Райнхарт успокоил его дружеским похлопыванием. – Но про себя могу сказать вот что: я горжусь тем, что являюсь хорошим другом своим хорошим друзьям.

– И опасным врагом своим опасным врагам?

– Мы поняли друг друга, – подтвердил его словоохотливый собеседник. – Итак: не пора ли нам покинуть этот званый вечер во дворце рабочих? Мы встретились с хозяином, выразили ему свое почтение, угостились выпивкой – полагаю, теперь мы никого не обидим тем, что откланяемся. Лично я предпочитаю никогда не задерживаться дольше необходимого. – Он бросил взгляд на три неподвижных тела. – Если ты подойдешь вон к тому окну, то увидишь строительную люльку – как раз то, что нужно для мытья окон, хотя, думаю, эту процедуру мы опустим.

Райнхарт провел Белнэпа через разбитое окно к люльке, которая висела на тросах, закрепленных на балконе следующего этажа. Если учесть, что эти здания постоянно нуждались в ремонте, люлька, висящая на высоте седьмого этажа, вряд ли привлекла бы внимание случайного прохожего, если бы тот появился в безлюдном переулке.

Райнхарт смахнул со своего коричневого комбинезона последние осколки.

– Карета подана, мистер…

– Белнэп, – ответил Белнэп, устраиваясь в люльке.

– Карета подана, Белнэп. Сколько тебе лет? Двадцать пять? Двадцать шесть?

– Двадцать шесть. И зови меня Тоддом.

Райнхарт завозился с лебедкой. Люлька пришла в движение и начала спускаться, медленно, рывками, словно ее тянули немощные буксиры.

– В таком случае, смею предположить, ты работаешь в нашей конторе всего года два. Что касается меня, мне в следующем году стукнет тридцать. Так что опыта у меня чуть побольше. Поэтому позволь предупредить, чтó тебе предстоит выяснить. Ты узнаешь, что большинство твоих коллег являются посредственностями. Такова природа любой организации. Поэтому если ты наткнешься на человека действительно одаренного, присмотрись к нему. Потому что в разведывательном сообществе настоящий прогресс обеспечивает в основном считаная горстка. Это драгоценные камни. Их нельзя терять, царапать, давить, если тебе не совсем наплевать на нашу работу. Заботиться об общем деле – значит заботиться о своих друзьях. – Взгляд его серо-зеленых глаз стал серьезным. – Есть известные слова английского писателя Э. М. Форстера. Может быть, ты их знаешь. Он сказал, что, если ему когда-нибудь придется выбирать между тем, чтобы предать друга и предать родину, хотелось бы надеяться, у него хватит духа предать родину.

– Да, что-то в таком духе я слышал. – Взгляд Белнэпа оставался прикован к улице внизу, которая, к счастью, оставалась пустынной. – Это и твое кредо? – Он ощутил лицом удар капли дождя, одинокой, но тяжелой, затем еще одной.

Райнхарт покачал головой.

– Напротив. Главный урок здесь в том, что друзей выбирать надо очень тщательно. – Еще один пристальный взгляд. – Потому что такой выбор не должен вставать никогда.

Наконец они вылезли из люльки и оказались на улице.

– Возьми ведерко, – распорядился Райнхарт.

Белнэп подчинился, тотчас же признав мудрость его слов. Кепка и комбинезон Райнхарта были отличным камуфляжем в этом городе рабочих; с ведерком и инструментами в руках Белнэп выглядел естественным его спутником.

Еще одна тяжелая капля дождя шлепнулась Белнэпу на лоб.

– Сейчас начнется, – заметил он, вытирая ее.

– Скоро здесь начнется везде, – загадочно ответил долговязый оперативник. – И в глубине души все это сознают.

Райнхарт прекрасно знал город: ему было известно, какие магазины связывают соседние улицы, какими переулками можно проходить напрямую.

– Итак, какое мнение сложилось у тебя о Ричарде Лагнере за эту непродолжительную встречу?

Перед глазами Белнэпа призрачным образом возникло изрытое оспинами лицо предателя, равнодушное и злобное.

– Зло, – сказал он, сам удивляясь себе. Это слово он использовал редко. Но ни одно другое в данном случае не подошло бы. У Белнэпа в памяти осталось навечно отпечатано сдвоенное дуло ружья, полные ненависти глаза Лагнера.

Казалось, Райнхарт прочел его мысли.

– Хорошая концепция, – кивнув, подтвердил долговязый разведчик. – В наши дни она перестала быть модной, но по-прежнему осталась незаменимой. Почему-то мы считаем себя слишком утонченными, чтобы говорить о зле. Всё в этой жизни мы стараемся анализировать как продукт общественных, психологических или исторических сил. И при таком подходе зло выпадает из общей картины, ты не согласен? – Райнхарт по подземному переходу провел своего младшего товарища через оживленный проспект. – Нам нравится притворяться, что про зло мы больше не упоминаем, поскольку переросли это понятие. Но тут есть над чем подумать. Подозреваю, движет нами первобытное по своей сути чувство. Подобно древним язычникам, мы пытаемся убедить себя, что, если не будем называть что-то плохое по имени, это плохое исчезнет.

– Все дело в его лице, – пробормотал Белнэп.

– Такое лицо пришлось бы по нраву разве что Хелен Келлер.[2]– Райнхарт изобразил слепого, читающего пальцами по методике Брайля.