Зачем я ему? - Алина Ланская

Самому близкому и родному человеку, написавшему прекрасные стихи для этой истории, поддержавшему мое желание написать книгу и ставшему прообразом для двух очень разных героев.

И подарившему мне океан!

— А потом он улыбнулся этой рыжей дряни, хлопнул по заднице и увел в спальню! Меня в жизни так не унижали! Слышала бы ты этих сучек с третьего курса…

От переизбытка чувств Машке явно не хватало слов. Впрочем, продолжения и не требовалось — о ее эпическом походе на вечеринку Воронова гудел с утра весь поток.

Мы сидим на ее кухне, и уже полтора часа я слушаю Манины вопли. Вино хозяйка дома не уважала, как и все другие «слабоалкогольные напитки», а вот коньяк, виски и особенно текилу — ценила. По случаю сегодняшнего события на столе красовалась бутылка Hennessy. Уже наполовину опустошенная.

— Зачем ты вообще потащилась на эту вечеринку? Тебя туда не звали, нас никого туда никогда не позовут. — После ночной смены, пяти пар и зубрежки теории литературы уже не было особых сил сочувствовать Мане. — Как тебя вообще туда пустили, там же только для мажоров?

Мы познакомились полгода назад при поступлении. 19-летняя Мария Епифанцева была рождена для инсты — ноги длинные, попа круглая, накачанная, грудь честного третьего размера, губы, как у младшей Кардашьян после операции. А еще Машке достались роскошные черные волосы и выразительные миндалевидные глаза. В одежде она придерживалась простых и понятных правил — только яркое, короткое и обтягивающее, ну и брендовое, конечно. А еще Маня любила и умела веселиться. Вся ее жизнь была как одна большая вечеринка. В общем, у парней моя подруга должна была пользоваться бешеным спросом. Тогда почему ее не пустили на тусовку?

У прекрасной во всех отношениях Марии было, как минимум, два недостатка. Первый — она всегда говорила то, что думала. Всегда. И всем. И сколько я ее знала, ни разу не изменила этой привычке. И второй — Маня хотела замуж. Здесь и сейчас. За первые два месяца учебы об этом уже знал весь наш курс, а также все более или менее популярные парни универа. Я не сомневалась в том, что своего она добьется, но — не с Максом Полянским. Сын владельца крупнейшей в области строительной компании жениться хотел примерно так же, как Маня — постигать основы стилистики русского языка. О его нежелании заводить хоть какие-то нормальные отношения знали все. Но разве это остановит Епифанцеву, чей девиз по жизни — «слабоумие и отвага»?

— Маш, он ведь отшил тебя, когда ты пыталась с ним познакомиться в клубе. Зачем ты снова к нему полезла, а?

— Сегодня отшил, а завтра сам за мной ходить будет, — Машка сделала неприлично большой глоток из рюмки и быстро сунула в рот кусок шоколада. — Никуда не денется он от меня, а пока пусть спит, с кем хочет.

Манин оптимизм вызывал во мне стойкую зависть — так не замечать очевидного и слепо верить в свое «долго и счастливо» я не умела.

— Хорошо хоть они просто тебя выгнали, а не заставили бегать голой вокруг учебного корпуса, как ту фитнес-модель с филологического. Или не трахнули всей толпой… Ведь не было ничего?

— Не было, не было. К сожалению… И не заставляли ее голой бегать, она сама напилась и разделась… А ты слухам веришь, как бабка старая. Лучше коньяк пей…

— Значит, нормально все было и тебе не пришлось спускаться в двадцатиградусный мороз по пожарной лестнице облитой с ног до головы шампанским? Маш, уже ролик в сеть выложили, как ты от охраны по всему комплексу на шпильках бегала… Две с половиной тысячи просмотров и более сотни комментов под ним.

— Вот же ж сволочи, а! Ну да черт с ними, переживу.

Умение плевать на общественное мнение было очевидным достоинством Машки. Это восхищало в ней куда больше, чем явное нежелание увидеть реальность — тот «высший свет», куда она так стремилась прорваться, — на самом деле был кучкой никчемных богатеньких уродов, которые уже свихнулись от вседозволенности и просто не знают, чего бы еще захотеть. Детки самых влиятельных и богатых людей города тусовались только друг с другом и не пускали «челядь» в свой круг. А дочь хозяина пекарни из пригорода никак не могла быть равной владельцам «газет, заводов и пароходов».

— Ма-а-ш, забей на него уже. Вокруг тебя столько парней ходят, некоторые даже жениться готовы, пусть не сейчас, но лет через пять-шесть точно. На кой черт тебе сдалась эта элита?

— Да потому что я — не ты! Это тебе нравится быть серой и незаметной, а я внимания хочу и чтоб мне завидовали! Чтобы не пахать у отца в пекарне с утра до ночи! У меня уже аллергия скоро начнется на его муку! Я жизни хочу нормальной, понимаешь, нормальной! Мне эти задроты с учебниками даром не нужны!

С Машкой такое бывает — переберет с коньяком, так и начинает меня жизни учить. А я — что? Я не обижаюсь. Я серая и незаметная. Когда была жива бабушка, шутила, что мне надо идти в шпионы с моей внешностью — увидишь раз и сразу же забудешь, настолько я типичная и обычная. А мне нравится, я вообще довольна своей внешностью. И не знаю, кто еще в 19 лет так бы радовался отражению в зеркале, как я. Так, кажется я отвлеклась…

— Не заводись, Маш. Хочешь ходить за Полянским, ходи. Я тебе мешаю разве? Просто он же смеется над тобой и дружки его… Я слышала, что папа ему невесту давно подобрал, она где-то за границей учится. Деньги к деньгам, как говорится.

— Или заткнись, или придумай, как мне с Максом контакт наладить. Ты же умная вроде, вот и думай.

Думать о Максе не хотелось, хотелось спать, а еще потрясти хорошенько Машку, чтобы хоть в какое-то подобие вменяемости ее привести.

— Ладно, поздно уже. Завтра первая пара у Гладилина, опаздывать нельзя. Я к себе пойду, обещай, что спать ляжешь и не наделаешь глупостей.

— Оставайся здесь, твой сарай опасен для здоровья, как ты вообще там живешь? — Машка зевнула и посмотрела на меня сонными глазами. — Я сейчас напьюсь с горя и пойду куролесить. Сама потом рада не будешь. И вообще, переезжай уже ко мне, все равно с мужиками не клеится…

Квартира у Маши была не в пример круче моей — шкафы-купе с зеркальными дверями в коридоре и спальне, встроенная кухня, правда, белая. Непрактично, зато красиво. И кровать — огромная, двуспальная, с каким-то навороченным матрасом — стоит столько, сколько я за год не заработаю. Что бы Маня ни говорила про папу-пекаря, а дочку свою единственную он любит и не поскупился для нее на удобства. Два раза в неделю к ней даже приходила женщина убираться и готовить еду. Вот и сейчас, заглянув в холодильник, я снова убедилась, что Елена Викторовна не зря свои деньги получает — на полках обнаружились запеченные с картошкой овощи, котлеты и борщ.

Да, самое главное достоинство — Машкина квартира в паре минутах ходьбы от универа, но до учебы у меня с утра завтра планы, и, останься я у подруги, с ними пришлось бы распроститься.