Огненный шторм - Эндрю Лейн

Посвящается памяти моего отца, Джека Лейна, умершего в то время, когда я писал эту книгу. Покойся с миром, папа. Выражаю глубокую благодарность сотрудникам Шотландского фонда детской литературы, которые, сами того не ведая, подбросили мне идею перенести действие очередной моей книги в Эдинбург; ребятам-ирландцам с сайта Book Zone for Boys, которые заслуживают того, чтобы действие еще одной моей книги разворачивалось в Ирландии; Элен Палмер — за то, что напомнила мне о тупике Мэри Кинг; Полли Нолан — за бережное и всестороннее редактирование; Натану, Джессике и Наоми Гэй — за их любопытство; и Джессике Дин, благодаря которой эта серия книг выглядит так эффектно.

Маленький китаец уверенным движением опустил кончик иглы в пузырек с тушью. Напротив, положив руку на стол, сидел моряк. Его рука была огромной — как окорок в лавке у мясника.

— Вы точно хотите синий якорь? — спросил китаец.

Его звали Кай Лунг. Его лицо было испещрено морщинами, а косичка, свисающая вдоль спины, давно поседела.

— Я же тебе сказал, — ответил моряк. — Якорь хочу! Я ж на судне и живу, и работаю, понял?

— Я мог бы наколоть вам рыбу, — тихо произнес Кай Лунг.

Якорь — слишком простой рисунок: работать с ним было слишком скучно. Кай Лунг полжизни набивал на мускулистые предплечья моряков синие якоря, иногда добавляя к ним свитки с вписанными внутри именами любимых девушек. Беда была лишь в том, что вторую половину жизни ему приходилось исправлять свои же собственные татуировки, набивая поверх букв колючую проволоку, цветочные гирлянды — все что угодно, лишь бы скрыть под орнаментом имя неверной возлюбленной.

— Я мог бы вытатуировать вам красивую рыбу, даже золотую, с разноцветной чешуей. Не желаете? Рыба — это хороший рисунок для моряка.

— Я якорь хочу, — упрямо повторил клиент.

— Ну, хорошо. Пусть будет якорь, — вздохнул мастер. — Вы хотите какой-то особенный якорь или обычный?

Моряк нахмурился:

— А что, они бывают разные?

— Ну, значит, обычный.

Он приготовился сделать первый укол. Тушь проникнет в крохотную ранку на руке моряка и окрасит нижние слои кожи. Верхний слой будет меняться с возрастом, бледнеть или покрываться загаром, но нанесенный тушью рисунок останется навсегда. Используя иглы и разноцветную тушь, мастер мог вытатуировать любой узор — рыбу, дракона, сердце… или синий якорь. Еще один синий якорь.

Входная дверь неожиданно распахнулась и ударилась о стену с такой силой, что на кирпичной кладке осталась выбоина от дверной ручки. На пороге появился человек. Он был таким высоким и широкоплечим, что загородил собой весь проем, а его бритая макушка касалась верхнего косяка. Его костюм был порванным и грязным. Похоже, владелец проехал в нем немало миль и не снимал даже на ночь.

— Ты! — рявкнул он с американским акцентом, уставившись на моряка. — Вон отсюда! — И ткнул пальцем в сторону двери, на тот случай, если его приказ прозвучал недостаточно ясно.

— Эй, меня уже обслуживают! — Моряк вскочил, сжав кулаки, и шагнул к двери.

Вошедший тоже двинулся вперед. Моряк был ниже его на голову. Глядя моряку прямо в глаза, великан вытянул левую руку и ухватился за дверную ручку. Сжал ее. В первое мгновение ничего не произошло, но затем металлическая ручка начала сгибаться под давлением. Через несколько секунд она стала похожа на скомканный листок бумаги.

— Убедил, — буркнул моряк. — Это не единственный тату-салон в округе.

Великан шагнул в сторону, и моряк вышел, не оглянувшись.

— Из-за вас я потерял клиента, — сказал Кай Лунг. Ему не было страшно. Он был так стар и столько повидал за свою долгую жизнь, что почти разучился бояться. К смерти он относился, как к старой приятельнице. — Надеюсь, вы его замените.

Великан отступил еще дальше, освобождая проход, и в крохотную комнатку Кай Лунга вошел еще один гость. Этот человек был гораздо ниже ростом, лучше одет и опирался на трость. Казалось, вместе с ним внутрь проникла волна холодного воздуха. Кай Лунгу потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, какое чувство пробудил в нем этот человек.

Страх. Это был страх.

— Вы хотите сделать татуировку? — спросил он, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Я хочу сделать татуировку на лбу, — ответил гость. У него тоже был американский акцент. — Это имя, женское имя.

Он говорил спокойно и уверенно. Свет с улицы падал так, что его лицо оставалось в тени, но мерцающий огонек масляной лампы отражался в набалдашнике его трости. Сначала Кай Лунгу показалось, что это крупный необработанный золотой самородок, и у него перехватило дыхание, но затем он понял, что это. На самом деле набалдашник имел форму человеческого черепа.

— Вы хотите вытатуировать на лбу имя вашей любимой? — переспросил Кай Лунг. — Обычно люди предпочитают накалывать имя возлюбленной на руке или груди — ближе к сердцу.

— Эта девчонка не моя «возлюбленная», — ответил гость, все так же спокойно и уверенно, но в его голосе послышались нотки, от которых Кай Лунга бросило в дрожь. — И да, я хочу, чтобы ее имя было выбито у меня на лбу, рядом с мозгом, чтобы я его не забыл. Так что советую постараться. Ошибок я не потерплю.

— Я лучший татуировщик в городе! — с гордостью сказал Кай Лунг.

— Я это слышал. Поэтому и пришел.

Кай Лунг вздохнул:

— Как зовут девушку?

— Я записал ее имя. Ты по-английски читаешь?

— Так же хорошо, как говорю.

Гость протянул левую руку и разомкнул пальцы. На ладони лежал листок бумаги. Кай Лунг взял его очень осторожно, стараясь не прикасаться к коже. Прочел имя. Почерк оказался очень аккуратным, так что разобрать его было нетрудно.

— Вирджиния Кроу, — произнес он. — Все правильно?

— Именно так.

— Какой цвет выберете? — спросил Кай Лунг. Он ждал, что гость ответит «синий», но этот человек опять его удивил.

— Красный, — ответил гость. — Я хочу, чтоб надпись была красной. Цвета крови.

— Хватит! — воскликнул Руфус Стоун. — Ты меня убиваешь!

Шерлок опустил смычок:

— Ты только в истерику не впадай.

— Я в истерику не впадаю, но еще пара секунд такой игры, и мое сердце выскочит из груди, забьется мне в глотку и насмерть меня удушит, чтобы избавить от необходимости выслушивать этот кошачий ор!

Шерлок почувствовал, как его уверенность в себе увядает, словно пожухлый осенний лист.

— А мне кажется, все не настолько плохо, — возразил он.