Поймай меня, если сможешь - Фрэнк У. Абигнейл

Those who know do not speak. Those who speak do not know.

Моему отцу

Фрэнк Абигнейл — один из самых дерзких и неуловимейших мошенников, фальшивомонетчиков и аферистов в истории, сегодня один из наиболее авторитетных экспертов мира по защите документов от подделки.

Alter Ego человека есть не что иное как его излюбленное представление о себе. Зеркало моего номера в парижском отеле «Виндзор» отражало мой излюбленный образ — симпатичного молодого пилота престижной авиакомпании с открытым и честным лицом, широкоплечего и чрезвычайно стильного. Скромность к числу моих добродетелей не принадлежит, а в те времена и добродетель к числу моих добродетелей не принадлежала.

Удовлетворившись своим обликом, я подхватил сумку, покинул номер и через пару минут уже стоял перед стойкой консьержа.

— Доброе утро, капитан, — тепло улыбнулась девушка. Шевроны на моём кителе говорили, что я всего лишь первый офицер, поэтому в лучшем случае второй пилот, но таковы уж французы: переоценивают всё на свете, кроме своих женщин, вина и искусства.

Подписав счёт отеля, который она пододвинула мне через стойку, я намылился прочь, но тут же, спохватившись, снова обернулся к ней, вынимая из внутреннего кармана кителя чек на зарплату.

— Ах, да! Не могли бы вы обналичить его? Ваша парижская ночная жизнь совсем меня разорила, а домой я попаду только через неделю, — горестно усмехнулся я.

Взяв чек Pan American World Airways, она взглянула на цифры.

— Конечно, можем, капитан, но на такую большую сумму мне сначала нужно получить одобрение менеджера, — она на минуту зашла в кабинет позади стойки и, появившись оттуда с приятной улыбкой, протянула мне чек для подписи.

— Как я понимаю, вам нужны американские доллары? — и, не дожидаясь ответа, отсчитала 786 долларов 73 цента. Две купюры по 50 долларов я отодвинул обратно.

— Буду искренне благодарен, если вы уладите дело с нужными людьми, раз уж я был настолько безалаберным, — улыбнулся я.

— Конечно, капитан! — расцвела она. — Вы очень добры. Мягкой посадки. Пожалуйста, останавливайтесь у нас снова.

Я добрался до Орли на такси, велев водителю притормозить у входа Trans World Airways. Обогнув билетную кассу TWA в вестибюле, я предъявил контролёру TWA свою лицензию FAA[1]и удостоверение Pan Am.

— Так, первый офицер Фрэнк Уильямс, следующий в Рим транзитом без оплаты, — возгласил он, сверившись со списком. — Есть такой. Заполните это, пожалуйста, — и вручил мне знакомый розовый бланк для персонала, летящего за счёт авиакомпаний.

Вписав нужные сведения, я подхватил сумку и направился к стойке таможни с табличкой «Только для членов экипажа». Начал поднимать сумку на стойку, но инспектор — морщинистый старик с редкими усиками — узнав меня, дал знак проходить.

Когда я уже направлялся к самолёту, рядом пристроился какой-то парнишка, с нескрываемым восхищением уставившийся на мой мундир с блестящими золотыми шевронами и прочими финтифлюшками.

— Вы пилот? — поинтересовался он с явным английским акцентом.

— Не-а, такой же пассажир, как и ты. Пилот я только в Pan Am.

— На семьсот седьмых?

— Раньше, — покачал я головой, — сейчас — DC-8.

Люблю подростков: они напоминают меня самого всего лишь пару лет назад.

Как только я поднялся на борт, встретившая меня стюардесса — привлекательная блондинка — помогла убрать вещи в багажный отсек экипажа.

— На этот рейс у нас полный аншлаг, мистер Уильямс, — сообщила она. — Вы обставили ещё двух претендентов на откидное сиденье. Кабину пилотов обслуживать буду я.

— Мне только молока — да и то, если не будете слишком заняты. Напросившимся на попутный рейс не полагается ничего, кроме места, — отозвался я и шагнул в кабину. Оба пилота и бортинженер занимались предполётной проверкой оборудования и приборов, но при моём появлении вежливо прервались.

— Привет, я Фрэнк Уильямс, Pan Am, не буду вам мешать.

— Гэри Джайлз, — представился первый пилот, протягивая руку, и головой указал на коллег. — Билл Остин, второй, и Джим Райт. Рады вас видеть.

Обменявшись с ними рукопожатиями, я уселся на откидное сиденье, предоставив им заниматься делом.

От земли мы оторвались минут через двадцать. Подняв 707-й на высоту девяти тысяч метров, Джайлз сверился с показаниями приборов, получил «добро» диспетчерской Орли и покинул сиденье. Смерил меня внимательным взглядом с головы до ног и указал на своё кресло.

— Может, поведёшь эту птичку вместо меня, Фрэнк? А я пойду представлюсь пассажирам.

Предложение представляло собой не что иное, как профессиональную любезность, порой перепадающую на долю попутных пилотов из конкурирующих авиакомпаний. Опустив фуражку на пол, я уселся в кресло пилота, прекрасно осознавая, что мне доверены сто сорок жизней, в том числе и моя собственная. Остин, принявший управление на себя, когда Джайлз покинул кресло, с широкой улыбкой уступил его мне.

— Она ваша, капитан!

Я же без промедления включил автопилот в искренней надежде, что прибор исправен, потому что не сумел бы справиться даже с воздушным змеем, не говоря уж об исполинском реактивном лайнере.

Я не был пилотом Pan Am — да и пилотом вообще, если уж на то пошло. Я был авантюристом, на четырёх материках попавшим в верхние строчки списков особо разыскиваемых преступников, и в этот самый миг занимался своим любимым делом, вовсю втирая очки добропорядочным гражданам.

Мне не исполнилось и двадцати одного, как я уже успел два с половиной раза стать миллионером — всё до последнего цента нажил мошенничеством и всю эту уйму денег спустил на шикарную одежду, роскошные блюда, великолепные апартаменты, фантастических девочек, классные тачки и прочие атрибуты dolce vita. Я гулял во всех столицах Европы, нежился на всех знаменитых пляжах, сибаритствовал и откисал в Южной Америке, на Карибах, на Востоке и в самых завлекательных уголках Африки.

Вообще-то спокойной и расслабленной такую жизнь не назовёшь. Не то чтобы я держал палец на кнопке тревоги, но в бегах отмахал не один марафон. Я сотни раз выскальзывал через чёрные ходы, спускался по пожарным лестницам и удирал по крышам. За пять лет бросил больше костюмов, чем большинство мужчин покупает за всю свою жизнь. Я был куда более скользким, чем улитка в масле.