Курортная зона - Надежда Первухина

Кто неспособен выдумывать небылицы, у того один выход — рассказывать были.

Вовенарг

Алиса Вадимовна дурно проводила эту ночь. Рыхлому избалованному телу “эффектной леди за пятьдесят” даже нежнейшие атласные простыни казались мучительными и раздражающими, как пласты пемзы. Рыхлое избалованное тело Алисы Вадимовны капризничало, требовало минеральной воды и заботы, лукаво пугало свою хозяйку: то внезапно расшалившейся тахикардией, то мигренью, то свинцовой тяжестью в желудке, не исцеляемой никакими патентованными пилюлями.

— Проклятые устрицы! — тихо рыгая, жаловалась Алиса Вадимовна взбитым подушкам из разрекламированного холлофайбера и бессчетно поглощала “Ессентуки №17”. — Надо мне, дуре, диету соблюдать, а не жрать что ни попадя!

В самом деле, устрицы, на злоупотребление которыми так грешила Алиса Вадимовна, подавали в ресторане “Золотое тиснение” — там устраивался очередной помпезный банкет в честь знаменитого в определенных кругах супруга Алисы Вадимовны. И ей, любезной супруге, не пойти на банкет было все равно что стареющему альпинисту не взойти на Джомолунгму — трудно, обрыдло, а надо. Ведь наверняка там (на банкете, а не на Вершине мира!) будут эти грудасто-бедрастые стервы Любочка и Лизочка: просиликоненные красотульки, бритые лобки, татуированные ляжки, числящиеся в закадычных подругах Алисы Вадимовны и потому ненавидимые ею до колик в мочевом пузыре. Ненавидимые за то, что им всего по тридцать шесть, а она уже разменяла полтинник, и на их ляжках красуются похабные тату на темы китайского эротического эпоса “Цветы сливы в золотой вазе”, а дряблые ляжки Алисы Вадимовны прочно татуированы только целлюлитом, никакой лазерной терапии не поддающимся. Стервы Любочка и Лизочка не вылазят из соляриев, фитнес-клубов и центров здоровья — мест, о существовании которых избалованное негой тело Алисы Вадимовны предпочитает не знать. Алиса Вадимовна была (благодаря бизнесу мужа) катастрофически богата, но инвестировать деньги в благородный процесс радикального изменения внешности не желала. Она получала другое удовольствие, сродни сексуальному: по делу и без дела ревновала мужа к каждой паре стройных ног, притом закатывая эпохальные скандалы, собственноручно производила набор “секретуток” в фирму мужа (и собственноручно, упиваясь своей властью, вышвыривала за дверь неподходящую очередную “секретутку”). Муж смирялся и робко звал громоподобную супругу “ласточкой”, хотя не встречалось еще в природе ласточки весом в девяносто шесть килограммов. Но “ласточка” всегда оставалась начеку: покорный муж еще опаснее, чем бунтующий. Принес цветы — замышляет измену. Достал два билета на единственный в России концерт великих итальянских теноров — значит, в зале будет торчать и какая-нибудь мужнина пассия, лорнировать его биноклем, сигналить азбукой Морзе: “Я твоя, мой котик!” — покуда несчастная Алиса Вадимовна слушает до печенок доставшую “Санту Лючию”. Пригласил жену в ресторан без уважительной причины — там паче жди подлой каверзы! Какой же порядочный семьянин, даже и богатый, станет нынче тратить денежки на ресторанное кормление дражайшей половины — это только американцы таким извращением страдают, судя по их фильмам… Ну а уж если супруг вечерами просто тихо читает биржевые ведомости либо смотрит биатлон по телевизору — это значит все, хана семье: затаился, хитрит, лукавит, сволочь, вынашивает гнусный преступный замысел против святых брачных уз…

Вот и на банкете этом чертовом было: Аписа Вадимовна прекрасно просекла, что при виде стерв Любочки и Лизочки ширинка на штанах благоверного супруга чуть не лопнула с треском воздушного шарика. И, значит, Алиса Вадимовна в своих подозрениях права. И главная задача Алисы Вадимовны этого треска мужниной ширинки не допустить. То есть нейтрализовать Любочку, Лизочку и еще полдюжины голенастых цыпочек, одевающихся не как порядочные женщины — в бархат и изумруды, а как шалашовки-лимитчицы — в кургузый дырявый полиэстер, со стальными колечками в ушах, носах, пупках и сосках. Профурсетки!

Кольца в сосках, татуированные ляжки и кисельно дрожащие груди коварной Лизочки разбередили душу Алисы Вадимовны донельзя и вымели из тела остатки неустойчивого сна. Она резко (голову прострелил мигренозный спазм) села в своей царской кровати, отбросила стеганое шелковое одеяло, глянула на светящийся в полутьме комнаты циферблат. Половина третьего. За стеной, в отдельном дортуаре, мощно и слаженно храпел опостылевший супруг, которого Алиса Вадимовна и задушить была готова, и стерегла ревнивым оком посильнее, чем государственные охранники стерегут иные объекты стратегического значения.

Сон не шел. Алиса Вадимовна включила неяркий прикроватный светильник, пошарила отечной рукой по поверхности тумбочки: где-то должна стоять пластиковая туба с нитразепамом… Если только муж, мерзавец, не спрятал. Он, видите ли, считает, что сильнодействующие снотворные плохо влияют на ее слабое сердце! С-скотина, жирная скотина! Как следует прижечь твою мошонку жидким азотом — вот лучшее снотворное средство для измученной ревностью женщины!

Неожиданно для себя Алиса Вадимовна заплакала — тихонько, будто щенок поскуливал в тоненькую пустую косточку. От слез стало легче: мысли перестали быть яростными, рассыпались, перемешались, как кусочки бессмысленной мозаики… “Давно в церкви не была. Схожу, поставлю свечку Варваре Великомученице… Шум за окном странный, ветер, что ли? Да, ветер. Погода меняется, вот и давление шалит. А мой-то, мой-то как за банкетом на Римку Шуруфутян пялился, не знает, дурак, что Римка лесбиянка и сожительствует с женой своего шофера! Ох, грехи… Не выспалась вот. А к полудню у Кларочки быть надо — вторая примерка. Вот с Кларочкой мне повезло. И портниха толковая, и место свое знает, не заносится. И проймы хорошо делает. Надо будет ей потом хоть шоколадку подарить…”

Мысли о предстоящем визите к портнихе приятно согрели и улучшили настроение. Вечернее платье из изумрудного панбархата с клиньями из белой норки — новый плод фантазий Алисы Вадимовны и бессонных ночей портнихи Кларочки — уже красовалось пред внутренним взором “ласточки”.

“Посмотрим, как этих сучек перекосоротит, когда они мое новое платье увидят”, — самодовольно решила Алиса Вадимовна. От дурных мыслей и кислого настроения не осталось и следа. Однако и спать не хотелось. А бессонница дурно скажется на цвете лица — никакой “Озон-Це” не превратит невыспавшуюся пятидесятилетнюю бабу в не имеющую возраста леди-элегант. Поэтому Алиса Вадимовна не поленилась исследовать всю тумбочку в поисках вожделенного нитразепама. Даже, кряхтя, сунула голову под кровать — не закатилась ли туда панацея от забот-печалей богатых и пресыщенных жизнью гранд-дам?

Зеленовато-белый пластиковый патрончик и впрямь схоронился за ножкой кровати. Алиса Вадимовна обрадовано плеснула себе в стакан “Ессентуков” и раскупорила упаковочку. Но вместо ожидаемой таблетки на ладонь ей легла невесомая, скатанная в трубочку бумажка.

Сердце стукнуло где-то в районе горла. Алиса Вадимовна развернула бумажку и поднесла к глазам, близоруко щурясь и уже веря, что в руки ей попал образец приватной переписки между проклятым мужем и Любочкой (Лизочкой). Теперь-то она их выведет на чистую воду! Устроит им всем разгром похлеще Чингисхана (кто такой Чингисхан, Алиса Вадимовна не знала, но одна из ее парфюмерных коллекций носила это устрашающее название, и название пришлось кстати). Вот она, улика!.. И, задыхаясь, Алиса Вадимовна прочла почти прозрачную надпись: