Многорукий бог далайна - Святослав Логинов

Настырному Андрею Николаеву,

который заставил меня написать это.

Прежде начала времен в мире не было ничего, лишь посреди пространства стоял алдан-тэсэг, а на нем сидел старик Тэнгэр, который уже тогда был стар. Тэнгэр сидел на алдан-тэсэге и думал о вечном. И чем больше он думал, тем яснее ему становилось, что вечность длится долго, и конца ей не видно. Тогда Тэнгэр сказал:

— Это правильно, что у вечности нет конца, а я — бессмертен, потому что для мыслей о вечном нужна вечность. В этом есть смысл, и мир всегда будет таким.

И тут он услышал голос:

— Ты ошибаешься, мудрый Тэнгэр!

Тэнгэр глянул вниз и увидел, как из темной дыры в подножии алдан-тэсэга выползло существо скверного вида.

— Я Ёроол-Гуй — обитатель бездны, — сказало существо. — Я родился из твоих отбросов и за это ненавижу тебя. Теперь я буду сидеть на твоем месте и думать о вечном, а ты пойдешь вниз.

Тэнгэр, разгневанный такими словами, встал и схватил существо, чтобы запихать его обратно в дыру, из которой оно выползло, но Ёроол-Гуй обхватил Тэнгэра бесчисленными дюжинами цепких рук и начал биться с ним за право сидеть на тэсэге. Тэнгэр был сильнее, но Ёроол-Гуй прильнул к нему дюжиной дюжин жадных ртов и пил его кровь, поэтому Тэнгэр не мог сокрушить врага, а тэсэг стоял пустой, и в мире не было порядка. Битва продолжалась долго, и когда у вечности кончились древние века, Тэнгэр сказал:

— Ты видишь, что никто из нас не может победить, ибо мы оба бессмертны. Скажи, что хочешь ты теперь? Обещаю исполнить это ради тишины и моего спокойствия.

— Я хочу иметь место, где я мог бы жить, — ответил Ёроол-гуй.

— Хорошо, я построю для тебя четырехугольный далайн — обширный и не имеющий дна, я наполню его водой, чтобы ты мог плавать, населю всякими тварями, мерзкими и отвратительными на вид, а ты будешь владычествовать над ними.

— Еще я хочу, чтобы там тоже был тэсэг, потому что и я люблю думать о вечном, — сказал Ёроол-Гуй.

— Пусть будет так, — согласился Тэнгэр. — Я поставлю в далайне квадратный остров — оройхон. Он будет опираться на восемь столбов, и на верхушке каждого из них встанет суурь-тэсэг, что значит: место, откуда далеко видно.

— Но пусть и на оройхоне водятся твари, годные мне в пищу: я буду их убивать, потому что ненавижу всех, умеющих ходить.

— Ты хочешь многого, — сказал Тэнгэр, — хотя я согласен и на это. Но тогда я построю не один, а пять оройхонов, чтобы ты не мог убить всех разом, потому что ты умеешь лишь ползать, и те, кто успеют убежать от тебя на соседний оройхон — будут в безопасности. Надеюсь, теперь ты доволен?

— Нет, — сказал Ёроол-Гуй. — Мне надо, чтобы среди этих тварей была одна похожая на тебя как схожи капли воды, чтобы у нее были две руки и две ноги, чтобы она умела разговаривать и думать о вечном. Я буду убивать эту тварь в память о нашей битве и смеяться над тобой.

Нахмурился Тэнгэр.

— Ты зря просишь это, — сказал он, — но раз я обещал, то я создам для тебя человека. Только знай, что раз в поколение — а люди по твоей просьбе будут смертны — среди них станет рождаться илбэч — строитель оройхона. Он начнет делать новые острова для себя и своих детей, островов будет становиться все больше, вскоре появятся и такие, до которых ты не сможешь дотянуться, поскольку их со всех сторон закроют соседние острова, а твой путь — лишь один оройхон. И я не знаю, кто над кем будет смеяться в конце концов.

— Я проклинаю твоего илбэча! — вскричал Ёроол-Гуй. — Он нигде не найдет покоя и не встретит счастья. У него не будет друзей, и даже родня станет издеваться над ним. А если он хоть кому-нибудь скажет о своем даре, то проживет не больше дня. Я буду охотиться за ним неутомимо, он не уйдет от моей мести, даже если выстроит оройхон на краю мира. Граница встретит его жаром и пламенем, и он не сможет ни жить там, ни убежать из далайна. Так я сказал!

— Ты сказал все? — спросил Тэнгэр.

— Нет, но мое последнее слово я скажу потом.

Промолвив так, Ёроол-Гуй уполз в темную дыру, а Тэнгэр пошел строить далайн. Алдан-тэсэг остался пустым, и никто не думал о вечном.

Долго продолжалась работа, лишь на исходе срединных веков вернулся Тэнгэр, ударил по основанию алдан-тэсэга и, когда Ёроол-Гуй выполз, сказал ему:

— Я все сделал по твоему слову.

Они вместе отправились к далайну, и Ёроол-Гуй, увидав, что все исполнено, усмехнулся и произнес:

— Я отравлю воду далайна своим ядом, так что это уже будет не вода, и когда-нибудь яд разъест стены далайна и растечется по всему пространству, и нигде не останется места для глупого Тэнгэра.

— Что ж, — сказал Тэнгэр. — Это было твое последнее слово, и пусть будет по-твоему. Но берегись, если прежде в далайне не останется места для тебя!

И поскольку это действительно были последние слова, то Ёроол-Гуй молча канул в глубине далайна, а Тэнгэр вернулся на алдан-тэсэг, думать о вечности, у которой кончились срединные века и начались новые.

Большущая тукка, не прячась, сидела на самом видном месте — на верхушке суурь-тэсэга. Не заметить ее казалось просто невозможно. То есть, конечно, тукку всегда можно не заметить, ее шкура сливается со скользким белесым нойтом, покрывающим в оройхоне каждый камень и каждую пядь. Тукка и сама похожа на камень, так что не мудрено пройти мимо, едва не наступив на нее. Рассказывают, что хромой Хулгал однажды, не разобрав, сел на тукку, и что именно с тех пор он хромает. Этому Шооран не верил — какая же тукка позволит сесть на себя? Хотя при опасности тукка предпочитает затаиться. Но на этот раз она пошевелилась, и Шооран заметил ее. Такое случилось с ним впервые, обычно он лишь наблюдал, как большие мальчишки гоняют тукку, вздумавшую среди дня высунуться наружу. Чаще всего тукке удавалось улизнуть, но чем бы ни завершилось дело, венчала его всеобщая драка — мальчишки делили пойманную добычу или выясняли, кто виноват в неудаче. В любом случае, Шооран был слишком мал — и чтобы охотиться, и чтобы драться. Он лишь следил за другими, восхищаясь ими и ненавидя в предвкушении той минуты, когда сам вмешается в эту жизнь и, разумеется, для начала будет побит.

Но сейчас рядом никого не было, а тукка была. Шооран проворно снял старый истрепанный жанч и, пригнувшись, начал подкрадываться к тукке. Он кинул жанч с пяти шагов и попал. Одежда накрыла тукку с головой, так что зверек уже ничего не видел и не мог нырнуть в темные пещеры у подножия суурь-тэсэга. Эти дыры были так велики, что в них мог пройти взрослый мужчина, но в мокром оройхоне на такое в одиночку не решился бы ни один безумец. Дыры вели в шавар — подземные пещеры до половины залитые едким нойтом, кишащие хищной и ядовитой мерзостью. Если бы тукка ушла в шавар, достать ее оттуда стало бы невозможно. Но ослепшая тукка помчалась вперед, волоча по слизи полы жанча. Шооран побежал следом. Он забыл об опасности, о том, что мама запрещала отходить далеко от границы, а видел лишь тукку, которую надо догнать. Дважды он падал, вымазав в нойте ладони и чуть было не потеряв из виду беглянку. Потом он догнал тукку и попытался схватить ее, но тукка ударила иглами, пробившими жанч разом в двадцати местах, и сумела вырваться. Но все же это была удача, потому что проколотый жанч не мог слететь с головы зверя, и победа Шоорана становилась лишь вопросом времени. Об испорченной одежде и саднящих ладонях Шооран не думал — шкура большой тукки стоит дороже старого жанча, к тому же мама, конечно, сможет прокалить жанч на огненном аваре, а потом как-нибудь починить его.