Возьми меня замуж - Долли Нейл

Устроившись поудобнее в кресле и прильнув к иллюминатору, Шерилин Гэндон старалась не пропустить момента, когда авиалайнер, следующий маршрутом Рим — Нью-Йорк, будет пролетать над Сардинией. Три недели пробыла Шерил на этом сказочном острове, собирая материал для путеводителя, который ей заказало нью-йоркское агентство Информтур.

Три недели в раю, подумала она. Да, иногда ее профессия, порой суматошная и нервная, дарит вот такие приятные сюрпризы. Она, конечно, была огорчена, что на время расстается с сыном и не может взять его с собой. Но что делать! Работа есть работа. Нужно, подумала она, поблагодарить литературного агента Майкла Броуди, который добыл для нее такой замечательный контракт.

Шерил огляделась в салоне. Посмотрела, кто ее соседи, и опять уставилась в иллюминатор.

А вот и Сардиния.

Действительно, отсюда с высоты она напоминала след сандалии. Молодая писательница припомнила одну из легенд, которую услышала от гостеприимных сардов, как сами себя называли местные жители.

Создавая землю, — рассказывали они, — Бог уже заканчивал творить, когда обнаружил, что осталась еще горсть почвы, перемешанной с камнями. Подумал-подумал, что с ней делать, да и бросил в Средиземное море. А затем наступил на горку. Так и остался этот отпечаток сандалии Бога в лазурном море, к западу от Апеннинского полуострова.

Шерил перебирала в памяти собранную информацию, прикидывая, что она возьмет для путеводителя, от чего откажется.

Пожалуй, начнет она с легенды, размышляла Шерил, и непременно поместит фото острова с высоты птичьего полета. Не забудет, конечно, фото двух знаменитых олив, одной из которых 600 лет, а другой — 300.

Обратившись к воспоминаниям и не только об острове, молодая женщина расслабилась, веки ее опустились, и незаметно для себя она заснула.

Под ровный гул моторов самолета ей снилось другое, суровое и холодное северное море, из которого вдруг поднялась земля с утесом и красивым замком. Шерил ощутила себя стоящей на краю обрыва. Внизу бушевали волны. Нагоняя адский ужас, громко и пронзительно завывал ветер. Несмотря на шум разгулявшейся стихии, она расслышала звук приближающихся шагов.

Сквозь невесть откуда появившийся туман она неожиданно увидела некое необычное создание. Это был легендарный бог-бык, которому поклонялись древние народы Ирландии. Он был огромен, античного телосложения, с красивой, породистой головой и яростным взглядом. Руки и плечи божества покрывал черный блестящий плащ с какими-то, видимо магическими, узорами.

Рука приблизившегося к Шерилин бога-быка вдруг взметнулась высоко вверх и нависла над ней. Она увидела что-то сверкающее под лунным светом. Это был огромный ритуальный нож, с которого капала кровь.

От ужаса Шерил онемела и не могла пошевелиться. Как бы со стороны пришло осознание, что ее, обнаженную, за руки и за ноги привязали к жертвенному камню. Казалось, что смерть неизбежна, но божество вдруг беззвучно растворилось в тумане, а вместо него к Шерил медленной походкой приближается кто-то очень знакомый. Это был Стивен О'Лир, человек, чьи предки всегда правили землей на которой он жил. Он знал к кому идет, и поэтому не спешил. Стивен был обнажен и подходил все ближе, но она уже не хотела кричать. Она жаждала до него дотянуться.

Вдруг Шерил почувствовала сильную тряску. Открыв глаза, она увидела склонившуюся к ней стюардессу.

— Мадам, пристегните, пожалуйста, ремни. Самолет подлетает к Кейптауну. Там у нас промежуточная посадка. Вы можете отдохнуть сорок минут, а затем мы без посадки летим до Штатов.

Весь путь от окраины Южной Африки до Нью-Йорка Шерилин время от времени обращалась к приснившемуся ей. Что означает этот сон? Ей вспомнились дни, проведенные много лет назад в Ирландии, все случившееся с ней там, а главное, Стивен О'Лир.

Было нечто языческое и необузданное и в нем самом, и в стране, в которой он жил. Прошло восемь лет, а она, как видно, не смогла забыть его. Вот и сегодня, после того как увидела его во сне, почувствовала непреодолимое желание заглянуть в его глаза, прикоснуться к нему.

День был ненастный. Ветер завывал с такой яростью, что напоминал отчаянные, леденящие душу вопли. Шерил было тревожно несмотря на ветер, изморось и грозное серое небо, она решила прогуляться вдоль скал. И вовсе не потому, что была склонна к меланхолии, как об этом говорил ей Стивен. Так она ощущала себя ближе к Джону.

Это был один из тех дней, когда ей казалось, что за ней следят. Такое случалось довольно часто.

Обогнув коттедж, она поднялась к самой высокой точке, где вздыбился к небу неприступный голый утес. Далеко-далеко внизу волны с грохотом разбивались о скалы, называвшиеся «Хвостом дракона». Шерил глянула вниз. Сильный порывистый ветер подталкивал к краю, бешено играл ее длинными золотистыми волосами. Здесь она чувствовала себя ближе к стихии и Джону. Ей вспомнился тот первый день, проведенный ими вместе, полный смеха и шуток. Ее единственный день с ним… когда она стала его женой. Его нарочитый ирландский акцент, его многозначительные намеки на таинственных гномов, якобы предвещающих смерть богов, более старых, чем само время.

И снова пришло ощущение, что за ней следят. Она обернулась и посмотрела назад. Справа и слева от коттеджа виднелся лес, буйный и загадочный. У него словно были глаза. Они, казалось, притягивали и звали ее.

Эмма Лоуч погибла где-то здесь, подумала она. Как и Джон…

Он не сорвался с высоты, как убеждали ее. Она знала, что он был опытен и осторожен. Умирая на ее руках, с трудом выдавил одно-единственное слово — «кэйра».

Ветер задул еще яростнее, застонал, как духи, предвещающие своими мрачными воплями приближение смерти. Шерил судорожно сглотнула и схватилась за висевший на груди кельтский крест. Последний подарок мужа.

Постояв еще немного над бушующей стихией, она устало поплелась назад к коттеджу. Скоро должен прийти Стивен. Он пригласил ее на обед и даже не удосужился выслушать ответ. Он же О'Лир! Он не ждет, пока ему ответят «да» или «нет». Он сказал, следовательно, любой и каждый должен исполнить его желание.

Стивена называют еще «Королем пяти холмов», потому что он потомок клана, правившего в здешних местах чуть ли не с дохристианских времен. Его воспитали в вере в его особую значимость, и никто, похоже, еще не напомнил ему, что он живет в двадцатом веке. Да и в ближайшем будущем вряд ли кто скажет ему об этом, размышляла она. Жители деревни просто преклоняются перед ним.

Суеверные глупцы, раздраженно подумала она, но тут же почувствовала раскаяние. Ведь Стивен взял на себя все хлопоты в ту ночь, когда погиб Джон, и проявил себя удивительно добрым по отношению к ней, даже если его доброта и была окрашена почти невыносимым высокомерием.