Одиссея капитана Блада - Рафаэль Сабатини

Питер Блад, бакалавр[1] медицины, закурилтрубку и склонился над горшками с геранью, которая цвела на подоконнике егокомнаты, выходившей окнами на улицу Уотер Лэйн в городке Бриджуотер.

Блад не заметил, что из окна на противоположной сторонеулицы за ним с укором следят чьи-то строгие глаза. Его внимание было поглощеноуходом за цветами и отвлекалось лишь бесконечным людским потоком, заполнившимвсю узенькую улочку. Людской поток вот уж второй раз с нынешнего утра струилсяпо улицам городка на поле перед замком, где незадолго до этого Фергюсон,капеллан герцога, произнёс проповедь, в которой было больше призывов к мятежу,нежели к богу.

Беспорядочную толпу возбуждённых людей составляли в основноммужчины с зелёными веточками на шляпах и с самым нелепым оружием в руках. Унекоторых, правда, были охотничьи ружья, а кое у кого даже мечи. Многие быливооружены только дубинками; большинство же тащили огромные пики, сделанные изкос, страшные на вид, но мало пригодные в бою. Среди этих импровизированныхвоинов тёсы, каменщики, сапожники и представители других мирных профессий.Бриджуотер, так же как и Таунтон, направил под знамёна незаконнорождённогогерцога почти всё своё мужское население. Для человека, способного носитьоружие, попытка уклониться от участия в этом ополчении была равносильнапризнанию себя трусом или католиком.

Однако Питер Блад — человек, не знавший, что такоетрусость, — вспоминал о своём католичестве только тогда, когда это емутребовалось. Способный не только носить оружие, но и мастерски владеть им, он вэтот тёплый июльский вечер ухаживал за цветущей геранью, покуривая трубку стаким безразличием, будто вокруг ничего не происходило, и даже больше того,бросал время от времени вслед этим охваченным военной лихорадкой энтузиастамслова из любимого им Горация[2]: «Куда, куда стремитесь вы,безумцы?»

Теперь вы, быть может, начнёте догадываться, почему Блад, вчьих жилах текла горячая и отважная кровь, унаследованная им от матери,происходившей из рода морских бродяг Сомерсетшира, оставался спокоен в самыйразгар фанатичного восстания, почему его мятежная душа, уже однажды отвергшаяучёную карьеру, уготованную ему отцом, была невозмутима, когда вокруг всёбурлило. Сейчас вы уже понимаете, как он расценивал людей, спешивших под такназываемые знамёна свободы, расшитые девственницами Таунтона, воспитанницамипансионов мадемуазель Блэйк и госпожи Масгров. Невинные девицы разорвали своишёлковые одеяния, как поётся в балладах, чтобы сшить знамёна для армии Монмута.Слова Горация, которые Блад презрительно бросал вслед людям, бежавшим помостовой, указывали на его настроение в эту минуту. Все эти люди казались Бладуглупцами и безумцами, спешившими навстречу своей гибели.

Дело в том, что Блад слишком много знал о пресловутомМонмуте и его матери — красивой смуглой женщине, чтобы поверить в легендуо законности притязаний герцога на трон английского короля. Он прочёл нелепуюпрокламацию, расклеенную в Бриджуотере, Таунтоне и в других местах, в которойутверждалось, что «…после смерти нашего государя Карла II право на престолАнглии, Шотландии, Франции и Ирландии со всеми владениями и подвластнымитерриториями переходит по наследству к прославленному и благородному Джеймсу,герцогу Монмутскому, сыну и законному наследнику Карла II».

Эта прокламация вызвала у него смех, так же как идополнительное сообщение о том, что «герцог Йоркский Яков[3]приказал отравить покойного короля, а затем захватил престол».

Блад не смог даже сказать, какое из этих сообщений былобольшей ложью. Треть своей жизни он провёл в Голландии, где тридцать шесть летназад родился этот самый Джеймс Монмут, ныне объявивший себя милостьювсевышнего королём Англии, Шотландии и т. д. и т. п. Блад хорошо зналнастоящих родителей Монмута. Герцог не только не был законным сыном покойногокороля, якобы сочетавшегося секретным браком с Люси Уолтерс, но сомнительнодаже, чтобы Монмут был хотя бы его незаконным сыном. Что, кроме несчастий иразрухи, могли принести его фантастические притязания? Можно ли было надеяться,что страна когда-нибудь поверит такой небылице? А ведь от имени Монмутанесколько знатных вигов[4] подняли народ, на восстание.

— «Куда, куда стремитесь вы, безумцы?»

Блад усмехнулся и тут же вздохнул. Как и большинствосамостоятельно мыслящих людей, он не мог сочувствовать этому восстанию.Самостоятельно же мыслить его научила жизнь. Более мягкосердечный человек,обладающий его кругозором и знаниями, несомненно нашёл бы немало причин дляогорчения при виде толпы простых, ревностных протестантов, бежавших, как стадоовец на бойню.

К месту сбора — на поле перед замком — этих людейсопровождали матери, жёны, дочери и возлюбленные. Они шли, твёрдо веря, чтооружие в их руках будет защищать право, свободу и веру. Как и всем вБриджуотере, Бладу было известно о намерении Монмута дать сражение нынешнейночью. Герцог должен был лично руководить внезапным нападением на королевскуюармию, которой командовал Февершем, — она стояла лагерем у Седжмура. Бладбыл почти уверен, что лорд Февершем прекрасно осведомлён о намерениях своегопротивника. Даже если бы предположения Блада оказались ошибочными, он всё жеимел основания думать именно так, ибо трудно было допустить, чтобы командующийкоролевской армией не знал своих обязанностей.

Выбив пепел из трубки, Блад отодвинулся от окна, намереваясьего закрыть, и в это мгновение заметил, что из окна дома на противоположнойстороне улицы за ним следили враждебные взгляды милых, сентиментальных сестёрПитт, самых восторженных в Бриджуотере обожательниц красавца Монмута.

Блад улыбнулся и кивнул этим девушкам, с которыми находилсяв дружеских отношениях, а одну из них даже недолго лечил. Ответом на егоприветствие был холодный и презрительный взгляд. Улыбка тут же исчезла с тонкихгуб Блада; он понял причину враждебности сестёр, возросшей с тех пор, как нагоризонте появился Монмут, вскруживший головы женщинам всех возрастов. Да,сёстры Питт, несомненно, осуждали поведение Блада, считая, что молодой издоровый человек, обладающий военным опытом, мог бы помочь правому делу, а он вэтот решающий день остаётся в стороне, мирно покуривает трубку и ухаживает зацветами, в то время как все мужественные люди собираются примкнуть к защитникупротестантской церкви и готовы даже отдать за него свои жизни, лишь бы толькоон взошёл на престол, принадлежащий ему по праву.