Лубянская империя НКВД. 1937–1939 - Владимир Семенович Жуковский

Владимир Семенович Жуковский

Лубянская империя НКВД 1937–1939

Введение

За последние годы немалый объем набрала литература по показательным и другим судебным процессам сталинской поры, по жизнеописанию советских деятелей, незаконно репрессированных. Однако обилие фактического материала вынуждало основное внимание уделять наиболее выдающимся личностям, фактам, событиям. При этом многое остается «за кадром».

Все слышали о партийных чистках, проводившихся в двадцатые и начале тридцатых годов, но содержание, подробности этой унизительной экзекуции известны мало кому. А ведь жизнь, в отличие от социологической схемы, складывается именно из подробностей, которые, на первый взгляд, кажутся малосущественными.

Сегодня хорошо известно об избиении высшего и среднего комсостава Красной Армии, которое приумножило жертвы, понесенные армией и народом в грянувшей вскоре Отечественной войне. Но многие отгоняют от себя мысль, что такому же разгрому подверглось высшее и среднее руководство, талантливые кадры промышленности, дипломатии, внутренней и внешней торговли. Подумать только, три, в очередь, торговых представителя страны в Германии с какой-то роковой неизбежностью были объявлены «врагами народа». И никого это уже не удивляло: подобное развитие стало рядовым.

Тот, кто интересуется историей «большого террора», может прочесть в серьезной литературе, что ближайшим помощником Ежова в этом палаческом деле был партруководитель Шкирятов. Но каким образом он эту помощь осуществлял, чем конкретно занимался — вопрос пока что открытый.

А что такое тогдашние доносы? Это отнюдь не только — и не столько — срочная информация об услышанном накануне анекдоте «с душком». Встречаются солидные, компетентные послания, чьи авторы как будто бы болеют за судьбу любимой отчизны, а поэтому стараются отправить на Лубянку своих уважаемых коллег, а то и многолетних приятелей. Чтение эпистолярной стукаческой литературы также помогает мысленно воссоздать панораму жизни и состояния умов тех, предвоенных, лет.

Именно с этой целью и предпринимается данная публикация. Ее сюжетной основой служит дело моего отца, ответственного — как тогда говорили — партийного и советского работника. Это «дело» слагается из двух «дел» — так называемого «персонального» и следственного. Первое являлось как бы специальной партийной чисткой, в течение которой подследственный — мой отец — еще находился на свободе, а второе и последнее служило логическим завершением истребительной эпопеи — Лубянка с Сухаревкой, далее… А далее, спустя полвека, я получил возможность поработать с архивными материалами в бывших партийных хранилищах и в МБР (затем ФСК и ФСБ). Не говоря об эмоциях, это интересное чтение. Кое о чем упомянуто выше. Особенно подробно, конечно, говорится об НКВД, включая центральный аппарат (Лубянку), ГУГБ (бывшее ОГПУ) и знаменитый ныне ГУЛАГ. Об этих социалистических чекистских институтах читатель получает сведения из первых рук — Ежова, Евдокимова, Фриновского, а также моего отца.

Разумеется, это не те сведения, которые нам известны из эпопеи Солженицына, рассказов Шаламова или воспоминаний Евгении Гинзбург. Однако показания недавних руководителей, если отбросить вынужденную обстоятельствами ложь, не вступают в противоречие с картиной, созданной бывшими узниками, а, скорее, дополняют ее.

Наряду с материалами партийно-чекистского преследования моего отца отдельный раздел книги посвящен «параллельному курсу» его жены, которая прошла свою стезю Бутырок, лагеря и ссылки. В основу раздела легло архивно-следственное дело Жуковской наряду с другими документами. Эти сведения, несомненно, также отвечают стремлению возможно более широкого знакомства с неисчерпаемой и трагической в нашей истории темой «трудовых будней» НКВД.

Автор не скрывает своих оценок и позиции по отношению к событиям и их участникам. Однако читатель вправе и, главное, имеет полную возможность вынести собственное суждение, поскольку отбор материала лишен какой бы то ни было тенденциозности, а диктовался единственно литературными целями.

Протоколы допросов и тексты других документов воспроизводятся почти буквально, с сохранением орфографии и пунктуации. Лишь в редких случаях сочтено целесообразным включить стандартный сигнал «так в тексте».

ПРЕДЫСТОРИЯ

Мои родители. Среда

В настоящей главе использованы относящиеся к отцу архивные данные, которые имеются в Центре хранения современной документации, что расположен на столичной Ильинке. Остальное дано по памяти или со слов близких.

Итак, Семен Борисович родился в 1896 г., Киев, пополнив своим появлением многодетную еврейскую семью Отец, мой дед, подвизался в качестве бухгалтера, учителя, а с 1917 г. «не работал», т. е., видимо, занимался каким-то мелким бизнесом. В 19-м году по делам выехал на юг, в Ольвиополь. Случилось так, что в этот момент налетела банда Григорьева и, разумеется, учинила еврейский погром. В числе других не повезло и деду.

Партстаж — август 1917. Были ли колебания в проведении линии партии и участвовал ли в оппозициях (каких, когда). — В конце 1923 г. в парторганизации Химического факультета МВТУ были колебания по вопросу о выборности и назначенстве; в оппозиции не участвовал. (Речь идет об известной дискуссии, инициированной Троцким.)

Образование. Окончил Киевское первое коммерческое училище в 1915 г. и два курса Химфака МВТУ в 1922–1924 гг.

Знание иностранных языков и языков народностей СССР. Немецкий — хорошо, еврейский — слабо (это написано в 1937 г.).

Послужной список. 1916–1917 (год с небольшим) — юнкер 2-го Киевского военного училища. В итоге приказом временного правительства произведен в прапорщики «с зачислением по армейской пехоте». После этого служил прапорщиком в Таганроге, а позже — газетным сотрудником в Киеве. При оставлении советскими войсками Киева был немцами арестован и после освобождения находился в Киеве до прихода советских войск, 1919. Затем — нач. агитпросвета и зам. губвоенкома, Киев.

И далее — служба в Красной армии — Пугачевск, Уральск, Саратов, Киев — в должностях ранга начальника политотдела армии. Между прочим, по оброненным как-то словам отца, некоторое время, уже после гибели Василия Ивановича, он исполнял обязанности комиссара Чапаевской дивизии. Вместе с тем, будучи человеком достаточно скромным, отец