Минус ангел - Георгий Зотов

Петрович нетвердой рукой наклонил бутылку над опустевшим граненым стаканом, на дне которого еще с лета упокоилась зеленая муха. Присохшее к мутному стеклу насекомое настолько проспиртовалось, что его охотно принял бы любой музей. Тупо подождав пару секунд, Петрович сильно потряс емкость вверх-вниз на манер бармена за стойкой. К его великому неудовольствию, из пыльного горлышка не вылилось ни единой капли: он уже давно «выжал» бутылку досуха. Пошатнувшись, Петрович встал со стула, вяло бормоча ругательства: бесполезная бутылка, задетая его локтем, упала на пол с низенького стола. Обреченно звякнув, она покатилась в угол, где уже громоздилась внушительная «поленница» запыленной стеклянной посуды из-под «беленькой» – в основном чекушки и поллитровки. Нещадно скребя подбородок, обросший колючей седой щетиной, старик снова выматерился. Да уж, повезло так повезло. Как раз срок подошел – только-только уговорил племяша, чтобы, как обычно, отвез его в Москву с товаром – и на тебе. С другой стороны, конечно, жестокая напасть приключилась сразу у всей деревни, однако… вот почему эта хрень произошла именно сейчас, когда у него душа горит синим пламенем, в кармане ни копья, а до пенсии еще три недели? Надо как-то решать проблему, а решить ее может только одно…

Шаркающей походкой добредя до древнего, доставшегося еще от бабушки комода, Петрович мутным взглядом отыскал на одной из полок заветную палехскую шкатулку. Облупившаяся крышка отлетела прочь – в заскорузлых пальцах старика зашелестели несколько потертых, видавших виды десятирублевок. Раз-два-три, ага… ну что ж, зря фигней страдал, не так уж все и плохо – тридцать рубликов как копеечка. На литр самогона у Фроськи точно хватит – а чтобы «освежиться», большего ему сейчас и не надо. Жаль, что бабка бутылки свои обратно не выкупает – а то бы точно с таким запасом пил недельки две подряд. С великим трудом натянув валенки на опухшие ноги, Петрович надел отведанный молью заячий тулуп, сунул деньги в левый карман и, подойдя к двери, загремел ржавой задвижкой.

Дверь распахнулась, и старик отшатнулся от неожиданности – на заиндевевшем пороге трухлявого, покосившегося дома стояли двое: судя по их растерянности, они как раз готовились постучать. Мельком скользнув по незваным гостям недобрым взглядом, Петрович едва удержался, чтобы от всей души не харкнуть им под ноги. Их вид не внушал никаких сомнений: это были те самые «голубые», которых за последние двадцать лет так часто стали показывать по телеку. Напомаженные ребята в узких джинсовых курточках со стекляшками и разного цвета обтягивающих штанах, напоминавших женские лосины – на одном фиолетовые, на другом – зеленые. Глазки тщательно подведены тушью, губки подкрашены, на лицах – следы пудры, создающей привлекательную бледность. Ежась от холода, мальчик в зеленых портках держал в замерзшей руке плоский чемодан. Длинные ногти на пальцах, сжимавших кожаную ручку, были покрыты розовым лаком – от такого зрелища старику стало вконец противно.

– Чего надо? – грубо сказал Петрович, делая шаг с крыльца: отменять поход к Фроське из-за внезапного появления пары гомосеков он вовсе не собирался.

Один из «голубых», склонившись к его уху, что-то прерывисто прошептал.

Старик энергично затряс головой – его затошнило от запаха духов.

– Нету. Сколько можно уже меня пытать, мать вашу? Всю неделю ломитесь, и вчерась опять приходили, суки поганые. А теперь что, пидорами переоделись? Я ж вам русским языком сказал, как на духу – все сдал, до последней. А теперь отвалите на хер, мне в магазин за молочком пора.

Гомосек с чемоданом и розовыми ногтями сделал шаг в сторону, но его коллега в фиолетовых штанах осторожно придержал товарища за локоть.

– Тысяча баксов, – грубоватым, неожиданно хриплым голосом обронил «фиолетовый» мальчик, отвлеченно разглядывая безоблачное небо.

Петровича повело в сторону, в глазах начало рябить. Схожее ощущение он испытал примерно лет сорок назад, когда на свадьбе у брата спьяну подрался с шурином и получил по голове штакетиной из забора.

– Чего?! – поперхнулся старик, не веря своим ушам.

– Штука, – повторил парень, и в доказательство своих слов вынул из кармана пачку хрустнувших новеньких серо-зеленых банкнот. – Всю деревню уже обошли. Старуха вон там сказала, что у тебя наверняка есть – живешь бобылем, скрыть легче. Не хочешь – как хочешь, дед. Мы отваливаем.

Он с деланным безразличием отвернулся, но Петрович ухватил гостя за плечо. Хмель мигом вылетел из головы – он уже не видел ничего, кроме зеленых бумажек и той батареи бутылок, которую на них можно купить.

– А на фига вам ЭТО? – спросил он с некоторой опаской.

– Надо – значит надо, дедуль, – с бескомпромиссной прямотой отрезал «фиолетовый» гомосек. – Тебе-то какая разница, за что бабло получать?

Старик воровато оглянулся вокруг – уже темно, на улице – шаром покати. Фонарь, конечно, горит неподалеку, но еле-еле: считай, вообще не светит.

– Ну-ну, ладно тебе… пойдем обратно в избу, сынки… потолкуем.

Он закрыл дверь, предварительно проверив, хорошо ли сидит в петлях задвижка: вдруг кто из деревенских вздумает без стука зайти, у них так принято. Затем, поманив гостей в правый темный угол комнатенки, шевельнул валенком – побитый молью коврик отлетел в сторону. В полу обнаружилась грубо выпиленная вручную крышка люка, обычно скрытого от посторонних глаз.

– Спустимся вниз, – кашлянул Петрович. – Товар там, в погребе. Только, ребятки, с одним условием – если потом из ментовки с претензиями подъедут: я вас видеть не видел, а вы меня знать не знаете. Денежки вперед.

Первый «голубой» на его предложение никак не отреагировал: по-птичьи склонив голову вбок, он рассматривал люк. Второй искривил подкрашенный рот в улыбке, протянув Петровичу вожделенные доллары.

– Не беспокойся, старичелло. Это уж само собой.

Троица спустилась по шаткой лестнице в глубь холодного, полутемного погреба, где спертый воздух был насыщен запахом мышиного помета и прокисших солений. Подойдя к самому дальнему углу, Петрович, кряхтя, отодвинул массивную кадушку для капусты. Спина немедленно отозвалась резкой болью, и он ухватился за осклизлый край бочки, тяжело дыша.

– Последние две остались. Жечь хотели – я не отдал. С ними все нормально, а жить-то надо, – прохрипел дед. – И новый товар покупать – у меня денег нет.

«Голубые» быстро переглянулись. Один из них что-то спросил другого на странном, незнакомом старику гортанном языке. Тот кивнул, коротко ответив. «Ни хрена себе, – грустно подумал Петрович, ожидая, когда вспышка боли утихнет. – Мало того, что гомосеки, так они еще и хачики».

Он медленно выпрямился, держась жилистой рукой за больную спину.

– ЭТО то, что вам нужно? Забирайте и уходите. Условия помните?