Большое богатство - Полли Хорват

* * *

У Руперта Брауна была большая семья. Они жили в не ахти каком маленьком доме на окраине Стилвилля, что в Огайо. У Руперта было так много братьев и сестёр, что он, казалось, жил в отдельном городе-государстве. Они расползались по всей мебели. Они вбегали и выбегали в двери и из дверей. Они были большие и мелкие, мальчики и девочки. Все были русые, востроносые, с высокими скулами и тонкими губами. И все ужасно худые.

Детей в семье Браунов было так много, что миссис Браун жаловалась, что не в состоянии упомнить всех по именам. Она частенько обращалась к ним «Эй, ты». У Руперта были братья и сёстры, с которыми он почти не разговаривал и едва знал. Внутри семьи существовало множество разных союзов, множество секретов, множество различных жизней. Теснота не то же, что близость. Иногда это просто скученность.

Руперту было десять лет, и он вращался среди семьи не замечаемый почти никем, кроме его любимой сестрёнки, шестилетней Элизы. Она, как и Руперт, была застенчивой тихоней и прилагала немало усилий, чтобы не путаться ни у кого под ногами.

За день до Рождества братья Руперта, подростки Джон и Дирк, заявились домой с кошкой. Они часто приносили домой краденых кошек, и никто даже не сомневался, откуда взялась эта. Быть может, они втайне мечтали о домашнем питомце и поэтому таскали чужих, хоть и говорили своей семье, что это просто забава.

– Поймать и отпустить. Это же как спортивная рыбалка, только с кошками, – объяснял Джон, демонстрируя матери последнее приобретение. Взгляд у него был тоскливый. Руперт подумал, уж не надеется ли он, что мать будет очарована этой кошкой и разрешит её оставить.

– Я же вам говорила – больше так не делать! – завопила миссис Браун, едва вернувшись домой со сталелитейного завода, где работала уборщицей.

Она метнулась через комнату, схватила кошку и, вышвырнув её на задний двор, захлопнула дверь.

Элиза обеспокоенно выглянула в окно.

– Кошка не шевелится, – шепнула она Руперту на ухо.

– Я проверю, – шепнул в ответ Руперт. Мать ушла на кухню, чтобы начать готовить жидкую овсянку: каша да всевозможные остатки еды с кухонь других людей, которые каждый день собирал отец, составляли их ежевечерний ужин.

Все ребята Браунов с матерью держались насторожённо. Иногда она могла вспылить. А иногда сажала кого-нибудь из малявок себе на колени и сидела в обнимку перед телевизором – и тогда казалось, что на самом-то деле она мягкая, ласковая и жизнерадостная. Но, не зная, какое обличье явит мать, дети на всякий случай держали ухо востро.

На улице было холодно. Руперт с опаской подошёл к кошке. А что, если она расшиблась? Что тогда с ней делать? Он знал, что мать не позволит держать дома ещё один голодный рот. И знал, что денег на ветеринара нет. Но он же не мог оставить кошку, которой больно, лежать вот так, верно? Неужели ему придётся собственноручно убить её, чтобы она не мучилась?! Но он не знал как. А если он выходит кошку, не подпуская к ней мать? Но если кошка померла, что тогда?

Он как раз подошёл поближе и увидел, что кошка ещё дышит, когда со стороны города подъехала полицейская машина и остановилась перед домом Браунов. Руперту, склонившемуся над кошкой, было её отлично видно. Двери патрульной машины открылись, на тротуар ступили двое полицейских и прошли по дорожке к дому. О нет! Нет! Они пришли за братьями, как пить дать. Если они обнаружат кошку, они ведь арестуют всех троих: Джона, Дирка и мать-кошкометательницу.

Едва Руперт протянул к кошке руку, она испуганно глянула на него, поднялась и заковыляла через двор. Должно быть, при падении она повредила лапку. Руперт побежал за кошкой: то ли чтобы позаботиться о ней, то ли спрятать от полиции. Он подхватил её и не успел занести в пустующий сарай в углу двора, как задняя дверь дома открылась, Джон и Дирк метнулись через двор, перескочили через забор и рванули по соседскому участку прочь.

– Я вернусь за тобой позже, честное слово, – шепнул Руперт кошке. Затем он быстро и тихо вернулся в дом.

– Да как вы смеете! – услышал он, как мать выговаривает полицейским у входной двери. – День и ночь собачитесь с нами из-за кошек!

– Миссис Фрэйзер заявила, что прекрасно видела, как ваши мальчики подхватили кошку и убежали с ней, – сказал один из полицейских, выглядевший весьма утомлённым.

– Ну ладно, можете обыскать дом! – заявила миссис Браун. – Обыщите чёртов дом сверху донизу, и удачи вам в поисках!

– Вы хотите сказать, что уже отпустили кошку? – спросил другой полицейский, который выглядел не менее уставшим. У обоих были измученные и несчастные глаза. Эти глаза насмотрелись, как могут бесчинствовать и ужасно поступать друг с другом люди, и всё же полицейские знали, что как бы тяжело и грустно им ни было, они продолжат стучать в двери, пытаясь всё уладить.

Элиза подошла к Руперту и взяла его за руку. Он сжал её ладошку. И тут на крыльце возник мистер Браун с большим пакетом остатков и объедков.

– Опять полицейские? – Он протиснулся между ними и попал в лишь немного менее промозглую атмосферу дома. – Хотите недоеденных тако? – предложил он полицейским в разгуле щедрости, роясь среди морковной ботвы и почти пустых пачек чипсов. – Они где-то здесь. Там почти всё мясо осталось на лепёшках.

– Нет, спасибо, – офицер остановил его жестом. – Я только что поел.

– Кусочек «Твинки»?[1]

– Ничего не надо.

– Есть бутылка черничного сиропа. Похоже, её начали, но не распробовали, – сказал мистер Браун.

– На ней плесень, – заметил офицер.

Мистер Браун открыл бутылку и отхлебнул.

– Пикантно, – отрапортовал он.

– Относительно ваших сыновей, миссис Браун, – предпринял ещё одну попытку полицейский.

Миссис Браун испепелила его взглядом. Офицеры переглянулись. От них ничто не ускользнуло: ни сломанная мебель, ни чумазая малышня в грязных обносках, ни холод в доме, ни перепуганные лица Руперта и Элизы, ни то, как другие дети один за другим отступали вверх по лестнице – подальше от полицейских и материнского гнева.

– Мы бы хотели перемолвиться с ними парой слов, миссис Браун, – проговорил один из полицейских. – Они не должны продолжать в том же духе. Все знают, что они крадут кошек. Люди настаивают, что нужно принять меры.