Молоко без коровы. Как устроена Россия  - Денис Терентьев

Эта книга о том, как устроена российская экономика. Казалось бы, не нужно доказывать, что у экономического развития может быть только одна цель: максимальное благосостояние возможно большего числа людей. Но в России эта задача никогда не занимала много места на державных хоругвях. И главный вопрос моего исследования: почему оказались такими устойчивыми институты, которые всеобщего процветания даже не обещают? Может быть, мы открыли секрет нематериального счастья?

В первой части я разложу на атомы главные особенности нашей экономики: влияние централизованной власти на бизнес, сословный характер распределения ренты, проблемы со стимулами для частных инвестиций и «ресурсное проклятие». Во второй части покажу, как власть со школьной скамьи приучает нас всем этим гордиться, в чем специфика нашего понимания справедливости и какую роль в ощущении величия державы играют дорогостоящие стройки, вера в чудеса и дар проводить презентации. Третья часть наполнит нас подлинной гордостью за россиян, которые умудряются внутри этой системы зарабатывать, растить детей и расправлять плечи под тяжестью ноши. А в четвертой части мы призовем на помощь лучшие умы, чтобы наконец понять, какие именно рельсы ведут к свету от нашего полустанка и каковы шансы в очередной раз не ошибиться с поездом.

На первый взгляд экономика кажется дисциплиной мутной и скучной: графики, формулы, термины, и ни одного математически точного закона. Но именно из хозяйственных успехов и неудач растут ноги культуры и науки, демократии и диктатуры, мира и войны, гордости и обиды. Вроде бы логично каждому из нас, кто не хочет выглядеть лаптем, приложить усилия и всерьез разобраться, почему одни страны богаты, другие бедны и где среди них Россия. Но в нашем среднем образовании это одна из самых тщательно охраняемых тайн. А немногочисленные книги по теме либо уводят в дебри конспирологии и политических интриг, либо написаны экономистами для экономистов, уничтожая интерес неподготовленного читателя уже к двадцатой странице. Удачных исключений, увы, по пальцам.

Замышляя эту книгу, я представлял ее записками опытного беспокойного журналиста, который побывал в 72 субъектах РФ из 85. Я восстанавливал деревянную часовню на Русском Севере и добывал бивни мамонтов в Якутии, и мне поначалу хотелось всего лишь возбудить интерес к огромной стране, которую мало кто видел в таком объеме. Но я предсказуемо оказался перед необходимостью системно объяснять колоссальные региональные отличия. Такие знакомые с института факторы, как экспорт сырья и мировые цены на него, качество управления и уровень коррупции, не делали понятнее массовый отток населения из Сибири и Дальнего Востока, где, казалось бы, сложились все условия для бешеного роста. Книги Джареда Даймонда и Эрика Райнерта никак не объясняли, почему в Калужской области построено с нуля 13 промышленных парков, а в соседней Брянской области ни одного, но оба эти субъекта практически не отличаются по уровню жизни или хотя бы облику областных центров. Я словно подошел со школьной линейкой к адронному коллайдеру.

К счастью, у меня оставалось профессиональное право задавать вопросы специалистам и переводить их ответы на понятный всем язык. А потом ехать в провинцию и проверять вызвавшие доверие теории. И однажды эти опыты распределились по четырем частям данной книги. В сухом остатке получилась история о стране, попавшей в колесо дурных повторений, для которой огромным прорывом к выздоровлению стал бы корректный и понятый всеми диагноз. Например, тот, что вынесен на обложку.

Эта книга не будет продолжением бесконечных народных причитаний о том, что чиновники-кровопийцы все украли. Чтобы ткнуть ворюгу носом в его художества, вполне достаточно сайтов и газет, а нам ни к чему тут смаковать его яхты и джеты, оплаченные с офшорных счетов 80-летней мамы. Коррупция, как и большинство российских безобразий, – это не причина, а следствие тех вещей, о которых мы начинаем разговор. Но о свойствах системы наивно размышлять в категориях «хороший – плохой». Поскольку мир устроен сложно, потребуется усилие, чтобы увидеть его с новых сторон.

Летом 2016 г. профессора Массачусетского технологического института Лорена Грэхэма неслучайно позвали на Петербургский международный экономический форум. Россия находилась на пике противостояния с Западом, а Грэхэм слыл авторитетным историком науки, далеким от политики и глубоко знающим нашу страну. Еще в хрущевскую оттепель он приехал по одной из первых советско-американских программ обмена учеными, работал в Московском государственном университете. В последующие полвека Грэхэм подолгу жил в России и описал свои впечатления в книге воспоминаний Moscow Stories. Он подарил Европейскому университету в Санкт-Петербурге несколько тысяч книг из личной библиотеки, стал членом Российской академии политических наук – таких при Брежневе называли «друг советского народа».

На форуме Грэхэм произнес речь, которую тут же растащили на цитаты. Почему-то именно ему, иностранцу, удалось рассказать о российских системных проблемах так, что его понял бы ребенок. И при этом не выглядеть врагом, который над этими проблемами злорадствует.

Профессор напомнил, что российским ученым принадлежат две Нобелевские премии в области разработки лазерных технологий. При этом нет ни одной российской компании, которая занимала бы на этом рынке значительное место. Почему? Электрические лампы в России изобрели еще до Томаса Эдисона, который позаимствовал идею у Павла Яблочкова. Но в итоге рынок захватили американские компании. Изобретатель Александр Попов научился передавать информацию по радиоволнам еще до Гульельмо Маркони, но сегодня Россия не имеет международного успеха на рынке радиоэлектроники. Грэхэм продолжал: «Россия первой запустила искусственный спутник Земли, но сегодня у нее менее 1 % международного рынка телекоммуникаций. Россия первой создала руками Сергея Лебедева электронный цифровой компьютер в Европе, но кто покупает российские компьютеры сегодня? И вот вам еще один пример – он вообще малоизвестен: нефтяная индустрия в последние годы пережила революцию технологий гидроразрыва пласта. Практически никто не помнит, что этот процесс изобрели русские. Я вам могу показать научные статьи начала 1950-х годов, где они абсолютно на 100 % нарисовали процесс гидроразрыва нефтяного пласта. С этой технологией никто ничего не сделал».

Грэхэм отметил, что у русских прекрасно получается изобретать, но внедрять они не умеют. И с большим количеством первоклассных ученых Россия не может извлечь экономическую выгоду из своих вложений в науку. Инновации, о которых мы любим рассуждать, это не просто принципиально новые решения – это заработанные на них деньги. Сколько стоит, например, производство нового айфона? 15–20 % рыночной цены, остальное дала «экономика знаний» – вложения в исследования и разработки.

Кто-то из читателей скривит нос: тоже мне, открыл Америку профессор! Известно, у них там все по уму, а у нас бардак: лень, раздолбайство, чиновники-мироеды все разворовали. А народ у нас страсть какой умный и одаренный. Похожим образом молодой доктор Борменталь в «Собачьем сердце» Михаила Булгакова не видел в разрухе системных причин. Профессор Преображенский его за недалекость выпорол: «А что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы?.. Это вот что: если я, вместо того чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха». Преображенский, хоть и мог бы «на митингах деньги зарабатывать» и видел связь между эффективностью экономики и стимулами трудиться, все же больше по медицине. А профессор Грэхэм таки историк и формулирует предметно: «России не удалось выстроить общество, где блестящие достижения граждан могли бы находить выход в экономическом развитии».