Соблазненные луной - Лорел Гамильтон

Много в Лос-Анджелесе бассейнов, и много народу загорает надих водой, но по-настоящему бессмертных среди этого народа мало – тут нитренажеры, ни пластическая хирургия не помогут. Вот Дойл был истиннобессмертным, уже больше тысячи лет был. Тысяча лет войн и убийств, интриг иполитики – но разве можно такое себе представить, глядя на конфетногокрасавчика, беззаботно раскинувшегося в плавках-стрингах на краю бассейнаголливудской знаменитости? Солнце играло на ярко-голубой воде бассейна, внеровном танце дробилось на теле Дойла – словно невидимая рука разбила свет намножество тоненьких лучиков, и на поверхность темной кожи выплыли цвета икраски, которых я в ней и не подозревала.

Дойл вообще-то черный, но не так, как это обычно для людей,скорее – как бывают черны собаки. Но только сейчас, глядя на игру света на егокоже, я поняла, что все время была слепа. Кожа отливала синевой: полночно-синийотсвет на мускулистом закруглении икр, ярко-синий блик, словно касание неба, –на плечах и спине. Фиолетовый отблеск, на зависть самому темному аметисту,огибал бедро. И как я могла думать, что Дойл – всего лишь черный? Он – чудо изсвета и скрытых красок, перетекающих и танцующих с каждым движением мышц,отполированных в войнах, гремевших за столетия до моего рождения.

Черная коса спустилась по шезлонгу, упала вниз и свернуласькольцом, как затаившаяся змея. Волосы Дойла – единственное, что у негопо-настоящему черное. Никакой игры красок, только блеск, как у черного агата.Казалось бы, все должно быть наоборот: это волосы должны отливать разнымицветами, а не кожа, но вот с Дойлом все обстояло именно так.

Дойл лежал на животе, лица мне не было видно. Он притворялсяспящим, но я знала, что он не спит. Он ждет. Ждет, когда над нами пролетитвертолет. Вертолет, который привезет репортеров, людей с камерами. Мы заключилис этим дьяволом сделку: пресса дает нам определенный простор для личной жизни,а мы время от времени, по предварительной договоренности, подкидываемжурналистам что-нибудь горяченькое. Я – принцесса Мередит Ник-Эссус, наследницаНеблагого Двора фейри, и когда я после трехлетнего отсутствия всплыла наповерхность в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, это стало сенсацией. Люди думали,что я умерла. И вдруг я, живая и здоровая, обнаружилась прямо в сердце одной изкрупнейших империй масс-медиа на планете. А потом я совершила нечто, что ещелучше подходило для газетных заголовков.

Я объявила, что ищу мужа.

Единственная принцесса фейри, рожденная на американскойземле, ищет мужа. Я – фейри, более того: я из сидхе, аристократии фейри, апотому могу выйти замуж, только забеременев. Фейри не слишком плодовиты, аблагородные сидхе – и того менее. Моя тетушка, Королева Воздуха и Тьмы, недопустила бы бесплодного брака. Вряд ли я могла бы за это ее осудить, ведь мы,похоже, вымираем. Но таблоиды каким-то образом пронюхали, что я не простопринимаю ухаживания моих стражей, но что я с ними сплю. Кто подарит мнеребенка, получит мою руку. Станет моим мужем и королем.

Таблоиды узнали даже, что королева устроила гонки на призмежду мной и моим кузеном, принцем Келом: трон получит тот из нас, кто первымобзаведется ребенком. Тут-то пресса и набросилась на нас, как стая оголодавшихканнибалов. Некрасивое было зрелище. Очень некрасивое.

Чего таблоиды не знали, так это что Кел уже не раз покушалсяна мою жизнь. Еще они не знали, что в наказание королева отправила его втемницу. В темницу и на пытки – на полгода. Бессмертие и способность исцелятьсячуть не до бесконечности имеют свою обратную сторону: пытка может продолжатьсядолго... Очень долго.

Когда Кел выйдет на свободу, он снова сможет включиться вгонку – если только я к тому времени не забеременею. До сих пор мне это неудалось, и не потому, что я плохо старалась.

Дойл был одним из пяти телохранителей, личных телохранителейкоролевы, которые вызвались – или которым велели вызваться – стать моимилюбовниками. Королева Андаис когда-то завела правило: семя ее стражей – толькоей и никому больше. Дойл веками хранил целомудрие. Вот вам еще один недостатокбессмертия – при неудачном раскладе.

Мы выбрали один из самых назойливых "желтых"листков и организовали визит репортеров. Дойл ворчал, что так мы поощряемдурное поведение; королева желала, чтобы мы создавали в прессе положительныйобраз. Неблагой Двор сидхе имел не самую лучшую репутацию. Может, и заслуженно,но я провела не сказать чтобы мало времени при Благом Дворе, при сияющем исолнечном дворе, который журналисты считают таким прекрасным и радостным.Король Благого Двора Таранис, Король Света и Иллюзий, – мой дядюшка. Ноему я наследовать не могу. Мне хватило дурного вкуса оказаться дочерьючистокровного неблагого сидхе, а такого преступления сиятельное сборище непрощает. Никакое наказание, никакая пытка не смыли бы с меня этот грех.

Пусть говорят, что Благой Двор прекрасен – я-то знаю, чтомоя кровь на белом мраморе точно такая же алая, как на черном. Прекрасныеобитатели Благого Двора очень понятно объяснили мне еще в самом нежномвозрасте, что я никогда не стану для них своей. Я слишком маленького роста,слишком похожа на человека, а самое ужасное – слишком похожа на неблагую.

Кожа у меня настолько же белая, насколько у Дойла – черная.Кожа белая, как лунный свет, считается красивой при любом дворе, но во мне едванаберется пять футов роста. Таких низеньких сидхе не бывает. Мои округлостивполне заметны, и для сидхе моя фигура слишком аппетитна – видимо, это гадкаялюдская кровь виновата. Глаза у меня трехцветные – золотое кольцо и два кольцаразных оттенков зеленого. Глаза Благому Двору подошли бы, но вот волосы –никак. Они кроваво-красные, сидхе скарлет, если вы попросите изобразить навашей голове такой цвет в дорогом парикмахерском салоне. Это не каштановый и необычный рыжий. Цвет такой, словно в волосы вплели драгоценные камни – яркиекрасные гранаты. Сияющее сборище называет этот цвет «неблагой красный». Ублагих красные волосы тоже бывают, но они ближе к человеческим рыжим:оранжевые, золотистые, каштановые или чисто-красные, но и близко не такиетемные, как у меня.

Моя мать изо всех сил старалась убедить меня, что я – нетакая, как нужно. Недостаточно красива, недостаточно приятна, недостаточно...да что угодно "недостаточно". Мы не слишком много общаемся. Мой отецпогиб, когда я была подростком, и вряд ли был день, когда бы я не жалела о егосмерти. Он объяснил мне, что я – как надо. Красива – как надо, ростом – какнадо, силой – как надо... да что угодно – "как надо".

Дойл поднял голову, продемонстрировав узкие солнечные очки,полностью скрывавшие черные глаза. Сверкнули серебряные сережки, обрамлявшиеего уши от мочек до заостренных верхушек. Уши – единственное, что выдавалосмешанное происхождение Дойла. Вопреки популярным книжкам и мнению всех этихподражателей эльфам с ушными имплантатами у настоящих сидхе уши не острые. Дойлмог бы прикрыть уши и сойти за чистокровного сидхе, но он почти всегдазачесывал волосы назад, выставляя свой недостаток на всеобщее обозрение.Наверное, и сережки нужны были для того, чтобы сей дефект не ускользнул отвнимания наблюдателя.