Стан золотой крови - Настасья Дар

Настасья Дар

Стан золотой крови

ГЛАВА 1

— Кара!!! Вставай немедленно!

Дверь чулана, служившего мне спальней, распахнулась, и на пороге появилась Далана, которая и издавала эти ужасные громкие вопли.

— Что вы так кричите? — простонала я, с трудом раскрыв заспанные глаза.

Женщина с чувством выругалась на своем родном тувинском языке, и бросив в меня моими же штанами, висящими на ручке двери, уже на чистейшем русском гаркнула:

— Ты совсем уже ошалела?! Восемь утра, а она дрыхнет как сурок! Забыла кто сегодня приезжает?!

Я села, и встряхнула головой, пытаясь удержать сознание, стремительно уплывающее обратно в объятия морфея. Разглядев сквозь один прищуренный глаз свою опекуншу, разодетую в самое лучшее платье, наконец вспомнила:

— Мажоры! Черт, совсем из головы вылетело!

Стремительно подскочив с постели, стала натягивать на себя одежду под неодобрительное цоканье тетки Даланы.

— Ай-яй-яй! Не мажоры, а сыны очень многоуважаемых господ!

На это замечание я лишь тихо фыркнула, и под гневное бормотание подгоняющей меня тетки, вылетела из комнатушки, по пути получив звонкую оплеуху.

Потирая покрасневшее правое ухо, которому почему-то вечно доставалось от Даланы, я быстренько умылась, и побежала готовить дом для высокопоставленных гостей. Времени до их приезда остается совсем мало, так что про завтрак лучше даже не заикаться, а то тетка совсем озвереет.

Далана уже семь лет является моим официальным опекуном.

Как так получилось?

Она нашла меня едва живой в зимнем лесу, неподалеку от своей туристической базы. Когда женщина подошла ближе, то увидела, что вся правая сторона тела, найденного ею ребенка, оказалась полностью сожжена. Она позвала кого-то на помощь, и забрала меня на свою базу, потому как дороги перемело, и до ближайшей больницы было километров двести. В такой снегопад никто не рискнул бы сунуться на тракт.

При помощи мазей, выданных местными травниками и последующей пересадки некоторых участков кожи, меня, конечно, вылечили, но вот безобразный ожог, изуродовавший половину тела, остался со мной навсегда… И никто не знает, как он мне достался. В том числе и я.

Дело в том, что я не помню себя до десяти лет. Вообще… Ни имени, ни родителей. Первое мое воспоминание — это боль от ожога, и запах горелой кожи, смешавшийся с ароматом заиндевелой сосновой хвои, на которой я лежала. Ну и лицо Даланы, склонившейся надо мной.

С того самого дня я и живу на ее турбазе. Не знаю, почему Далана решила меня удочерить, скорее всего ради бесплатной рабочей силы, но все равно я ей за это благодарна. Неизвестно, что ожидало бы изуродованного ребенка в детском доме…

Моих родителей искали ровно год. Но, к сожалению, так и не нашли. Сотрудники полиции и психологи не раз пытались заставить меня вспомнить хоть что-то, но все было без толку. Моя память до десяти лет была как чистый лист. Я даже имени своего не знала, а Карой меня назвала тетка Далана, которая все время твердила, что я божья кара, посланная на ее бедную голову.

Не сказать, что жизнь в приемной семье была совсем ужасной, но и легко мне тоже не было. Далана не баловала родительской любовью, но исправно кормила, выделила чулан на первом этаже, и даже отдавала вещи своих двух дочерей, которые изнашивались или становились им малы.

Образования меня, к сожалению, лишили. Ну как лишили, официально я проходила домашнее обучение, но на деле… На деле вместо уроков я убирала комнаты отдыхающих, и следила за порядком в доме самой Даланы. Меня научили лишь читать, писать, да считать. Все остальное я пыталась узнать из редких книг, которые появлялись у тетки дома, да от старой учительницы начальных классов, работающей поваром в столовой турбазы.

Тяжелее всего было осознавать, что на самом деле ты в этом мире совсем один, и никому не нужен… Случись со мной что-нибудь — никто даже не заплачет. Лет до тринадцати я каждую ночь, лежа на скрипучей раскладушке в чулане, представляла, как приезжают родители, и забирают меня домой. Но вскоре пришло осознание, что если бы мои родители действительно были живы, то уже нашли бы свою дочь. В общем мечтать я разучилась довольно рано…

— Эй, аккуратнее! Юррродивая!

Сын Даланы, приехавший из университета к матери на летние каникулы, брезгливо скривился, глядя на свои белые кроссовки, на которых отчетливо виднелся след от моих изношенных кед.

— Извини, задумалась, — мимоходом бросила я, надеясь, что Амир просто отпустит меня.

— А ну стоять! Ты считаешь, что простого извини здесь будет достаточно?

Парень больно дернул меня за локоть, разворачивая к себе, и я слегка поморщилась, пытаясь вытащить руку из цепких пальцев.

— Да брось, Амир, это же просто кроссовки! — раздраженно выпалила, глядя как этот великовозрастный оболтус водит по-моему телу сальными глазенками, — Оставь в ванной, я вечером постираю.

Остановив взгляд на моей груди, обтянутой серой водолазкой, которая уже год как стала мне мала, парень широко оскалился, и произнес:

— У меня на тебя другие планы, ущербная. Идем.

Не обращая внимания на мои попытки вырваться, Амир затащил меня в гараж, построенный рядом с домом, и прижал к холодной бетонной стене.

— Руки от меня убрал, а то я сейчас закричу! Давненько от матушки по тыкве не получал?! — сердито воскликнула я, пытаясь увернутся от мужских рук, сжимающих мои бедра.

— Давай, кричи. Тебя все равно никто не услышит. Все уже ушли в дальний домик, готовиться к приезду гостей, — прошептал Амир, опалив мою щеку горячим дыханием, жутко пахнущим тувинской аракой, — Знаешь, а ты неплохо подросла за этот год. Особенно в определенных местах. Если бы не уродские шрамы на теле, то я даже счел бы тебя симпатичной. С натяжкой, конечно.

Его вторая рука начала стремительно задирать вверх край закатанной водолазки, и я похолодела, понимая, что мне никто не поможет, и что только приставаниями это явно не закончится!

Судорожно шаря взглядом вокруг себя, в поисках хоть чего-то, что можно будет использовать в качестве оружия, я одновременно пыталась оттолкнуть парня от своего тела. Амиру это не понравилось, и он одной рукой прижал мои запястья к стене над головой, а колено завел между ног, прижимаясь ко мне всем телом.

Чувство омерзения переполнило меня, и не придумав ничего лучше, я со всей силы врезалась лбом в нос этого извращенца.

Послышался хруст и по-моему лицу потекла горячая чужая кровь. Амир дико заверещал, и согнувшись пополам,