Проверка верности - Джорджет Хейер

Не получив доступа к леди Уинвуд, утренняя гостья с некоторым беспокойством осведомилась о мисс Уинвуд, имея в виду любую из молодых леди, носящих это имя. Ее ушей достигли некоторые пикантные слухи, и было бы крайне огорчительно, если бы ни одна из них не пожелала ее принять. Но привратник распахнул перед нею дверь, провозгласив, что мисс Уинвуд дома.

Приказав кучеру своего роскошного городского экипажа ждать, миссис Молфри вошла в сумрачный холл и коротко поинтересовалась:

– Где мисс Уинвуд? О моем приходе докладывать не обязательно, я сама найду дорогу.

Как оказалось, все молодые леди собрались в малой гостиной. Миссис Молфри кивнула и зашагала по коридору под цокот своих высоких каблуков. Пока она поднималась по лестнице, ее юбки из армозина[1], натянутые на очень большие paniers à coudes[2], с шуршанием задевали перила и балясины с обеих сторон. Уже не в первый раз она машинально отметила про себя, что лестница слишком узкая, да и ковер под ногами выглядит унылым и потертым. Ей, например, было бы неловко и стыдно за столь убогую обстановку, но она, хотя и называла себя кузиной, в глубине души признавала, что не принадлежит к семейству Уинвуд.

К малой гостиной, коей привратник именовал небольшую комнату в задней части особняка, предназначенную для молодых леди, вел один лестничный пролет, и эта гостиная была хорошо знакома миссис Молфри. Рукой в перчатке она постучала в одну из створок двери и вошла, не дожидаясь ответа.

Все три мисс Уинвуд собрались у окна, являя собой безыскусную и радующую глаз картину. На софе, обтянутой выцветшим желтым атласом, сидели старшая из мисс Уинвуд и средняя, мисс Шарлотта, обняв друг друга за талию. Сестры были очень похожи, правда, старшая мисс Уинвуд, по всеобщему мнению, отличалась куда большей красотой. Она сидела, обратив к двери классический профиль, но на стук миссис Молфри обернулась, продемонстрировав гостье мягкий взгляд голубых глаз и полные, изящно очерченные губы, удивленно приоткрытые и сложенные буквой «О». Ее лицо обрамлял каскад светлых кудрей, уложенных без пудры и перехваченных лишь голубой лентой, из которого выбивались несколько локонов, в продуманном беспорядке ниспадая на плечи.

Соседство с первой красавицей семейства не шло на пользу мисс Шарлотте, но, будучи урожденной Уинвуд, она тоже обладала знаменитым прямым носом и такими же голубыми глазами. Своими кудрями, не столь золотистыми, как у сестры, она была обязана горячим щипцам, да и глаза ее отливали куда менее сочной голубизной, а цвет лица можно было охарактеризовать как землистый. Тем не менее она считалась очень красивой девушкой.

А вот во внешности мисс Горации не было ничего, что свидетельствовало бы о ее происхождении, за исключением носа. Волосы у нее были темные, глаза – темно-серые, а брови, почти черные и густые, поражали практически идеальной прямотой, придавая лицу серьезное и даже хмурое выражение. И сделать их изогнутыми не было никакой возможности. Она была на полголовы ниже своих сестер и в возрасте семнадцати лет пришла к огорчительному заключению, что вряд ли станет выше.

Когда в комнату вошла миссис Молфри, Горация сидела на низенькой табуретке у софы, подперев подборок скрещенными руками и нахмурясь. «Но, – подумала миссис Молфри, – возможно, все дело в этих нелепых бровях».

Все три сестры надели украшенные вышивкой платья из муслина на небольших обручах, а талии перетянули поясами из шелкового газа. «Какие у них все-таки деревенские манеры», – сказала себе миссис Молфри, с удовлетворением приподняв свою шелковую мантию, отделанную бахромой.

– Мои дорогие! – вскричала она. – Я примчалась, едва только услышала новости! Скажите мне, это правда? Рул действительно сделал предложение?

Мисс Уинвуд, с изяществом и грациозностью поднявшись с места, дабы приветствовать свою кузину, выглядела осунувшейся и бледной.

– Да, – слабым голосом ответила она. – Увы, это правда, Тереза.

Миссис Молфри округлила глаза в благоговейном почтении.

– Ох Лиззи! – выдохнула она. – Рул! Графиня! Я слышала, что его доход составляет двадцать тысяч в год, но смею предположить, что он намного больше!

Мисс Шарлотта пододвинула ей стул, заметив с нотками упрека:

– Мы полагаем лорда Рула достойным всяческого доверия джентльменом. Хотя никто, – добавила она, нежно взяв руки сестры в свои, – каким бы благородным и воспитанным он ни был, не может быть достойным нашей дражайшей Лиззи!

– Господи, Шарлотта! – колко заявила миссис Молфри. – Рул – лучшая добыча на брачном рынке, и тебе прекрасно известно об этом. Это самые хорошие новости, которые я когда-либо слышала. Хотя, следует признать, Лиззи, ты вполне их заслуживаешь. Только подумай о брачном контракте!

– Думать в такую минуту о брачном контракте – бестактно, – возразила мисс Шарлотта. – Мама, вне всякого сомнения, уладит с Рулом этот вопрос, но не можешь же ты ожидать от Лиззи, чтобы она проявляла интерес к столь низменным вещам, как размеры состояния лорда Рула!

Младшая мисс Уинвуд, которая все это время продолжала сидеть, положив подбородок на скрещенные руки, внезапно подняла голову и произнесла сочным голоском, дрожавшим на грани заикания, одно-единственное сокрушительное слово:

– В‑вздор!

На лице мисс Шарлотты появилась болезненная гримаска. Мисс Уинвуд выдавила бледную улыбку.

– Думаю, Хорри права, – печально промолвила она. – Это всего лишь состояние. – Она вновь опустилась на софу и отсутствующим взором уставилась в окно.

И тут миссис Молфри заметила, что ее большие голубые глаза полны слез.

– Лиззи, дорогая! – сказала она. – Можно подумать, тебе принесли черные вести, а не блестящее предложение!

– Тереза! – укоризненно проговорила мисс Шарлотта, обеими руками обнимая сестру. – О чем ты говоришь? Неужели ты могла забыть бедного мистера Херона?

Миссис Молфри начисто позабыла о мистере Хероне. Челюсть у нее слегка отвисла, но она тут же спохватилась и взяла себя в руки.

– Ах да. Разумеется. Мистер Херон, – сказала она. – Все это очень огорчительно, но… Рул, ты же понимаешь! Я не хочу сказать, что мистер Херон – недостойный человек, но он всего лишь лейтенант, дорогая моя Лиззи, и, наверное, его скоро отправят обратно на эту ужасную войну в Америку – об этом не следует забывать, любовь моя!