Проверка верности - Джорджет Хейер

– Это я согласен на все! – с жаром выпалил он.

– Тише, мама услышит! – прошептала Горация и вытолкала его из комнаты.

Родственники считали, что мистеру Арнольду Гисборну, недавнему выпускнику Куинз-колледжа[7]в Кембридже, очень повезло в том, что он сумел заполучить место секретаря при графе Руле. Сам он тоже был доволен этим, хотя и не совсем: работа в благородном доме была заметной ступенькой на пути к карьере общественного деятеля, но, будучи серьезным молодым человеком, он предпочел бы службу, более тесно связанную с государственными делами. Милорд Рул, когда его удавалось уговорить, время от времени появлялся на своем месте в Верхней палате[8], подавая свой приятный, с ленцой голос в поддержку какого-либо запроса или предложения, но министерской должности у него не имелось, и он не выражал ни малейшего желания заниматься политикой. Если Рулу предстояло выступление, мистер Гисборн получал просьбу подготовить речь, что досточтимый секретарь проделывал с энергией и энтузиазмом, мысленно вслушиваясь в слова, которые проговаривал в своем воображении собственным бодрым голосом. Милорд проглядывал стопку листов, исписанных четким почерком секретаря, и ронял:

– Превосходно, мой дорогой Арнольд, просто превосходно. Но не совсем в моем стиле, вы не находите? – И мистер Гисборн с сожалением наблюдал за тем, как ухоженная рука его светлости вычеркивает пером наиболее удачные пассажи.

Милорд же, прекрасно зная об этой скорби, поднимал голову и произносил с одной из своих редких очаровательных улыбок:

– Сочувствую вам, Арнольд, поверьте, очень сочувствую. Но я претенциозный хлыщ, как вам, должно быть, известно. Лорды будут повергнуты в шок, если услышат, как я тут ударился в сантименты. А это уже никуда не годится.

– Милорд, будет ли мне дозволено сказать, что вам нравится, когда вас считают претенциозным хлыщом? – со строгостью, смягченной уважением, спросил мистер Гисборн.

– Разумеется, Арнольд. Можете говорить все, что вам заблагорассудится, – дружелюбно ответствовал его светлость.

Несмотря на разрешение, мистер Гисборн ничего не добавил. Это было бы напрасной тратой времени. Милорд мог запросто осадить кого угодно, сохраняя при этом выражение легкого изумления в своих утомленных серых глазах, и самым что ни на есть благовоспитанным образом. Мистер Гисборн удовлетворялся тем, что представлял себе собственное будущее, содержа дела своего патрона в безукоризненном порядке. Он не одобрял образа жизни графа, поскольку сам был сыном настоятеля собора и воспитывался в строгости. Тот же факт, что милорд предпочитал занимать себя такими порочными образчиками женской красоты, как оперная певичка La Franciola или некая леди Мэссей, вызывали у него неодобрение, поначалу смешанное с презрением, которое потом, после двенадцати месяцев службы у милорда секретарем, сменилось сожалением.

Впервые увидев графа, он и представить себе не мог, что сможет когда-либо не то что любить, а хотя бы терпеть этого ленивого, неуловимо насмешливого денди, но в конце концов оказалось, что он без труда способен и на то, и на другое. Уже к концу первого месяца он обнаружил, что украшенные кружевами, надушенные наряды его светлости скрывают чрезвычайно сильное и физически развитое тело, а его ленивый взгляд из-под тяжелых век может стать столь же острым, сколь и неафиширующий себя ум.

Вот так он и пал жертвой обаяния милорда, научившись принимать его капризы если не с одобрением, то, по крайней мере, с терпимостью.

Но намерение графа стать женатым человеком застало его врасплох. Он и не подозревал о наличии у своего патрона таких устремлений до тех пор, пока два дня назад его светлость не нанес визит леди Уинвуд на Саут-стрит. И вот, когда он сидел за своим столом в библиотеке, туда после позднего завтрака небрежной походкой вошел Рул и, завидев в руке своего верного секретаря перо, пожаловался:

– Вы всегда так чертовски заняты, Арнольд. Неужели я нагружаю вас таким количеством работы?

Мистер Гисборн поднялся со своего места за столом:

– Вовсе нет, сэр. Скорее, ее недостаточно.

– Вы ненасытны, мой дорогой мальчик. – Заметив пачку бумаг в руках мистера Гисборна, милорд вздохнул. – Что теперь? – с отвращением осведомился он.

– Я полагал, сэр, что вы захотите взглянуть на эти отчеты из Миринга, – предположил мистер Гисборн.

– Ни в малейшей степени, – ответствовал его светлость, прислонясь широким плечом к камину.

– Очень хорошо, сэр. – Мистер Гисборн отложил бумаги в сторону и неуверенно продолжил: – Вы не забыли, что сегодня в парламенте состоятся дебаты, в которых вы примете участие?

Казалось, его светлость не обратил на эти слова никакого внимания: он с сосредоточенным видом созерцал в монокль, подвешенный на длинной ленте, один из своих ботфортов (поскольку был одет для верховой езды), но уже в следующий миг с легким изумлением поинтересовался:

– В которых я приму что, Арнольд?

– Я побеспокоился о том, чтобы вы приняли участие в них, милорд, – сказал ему мистер Гисборн, защищаясь.

– Боюсь, вы перебрали накануне, дорогой мой. А теперь скажите-ка, не обманывают ли меня глаза: на лодыжке появился первый намек – совсем ничтожный – на то, что, боюсь, называется провисанием?

Мистер Гисборн весьма поверхностно оглядел сверкающий ботфорт его светлости.

– Ничего не вижу, сэр.

– Ну же, Арнольд, перестаньте! – мягко сказал граф. – Уделите мне толику своего внимания, умоляю вас!

Мистер Гисборн уловил насмешку в глазах милорда и невольно улыбнулся.

– Сэр, я полагаю, вам следует пойти. Дело важное! В Нижней палате…[9]

– Иногда я испытываю легкое неудобство, – задумчиво пробормотал граф, по-прежнему разглядывая собственную ногу. – Решено: придется вновь менять сапожника. – Он выпустил из рук монокль, закачавшийся на ленте, и повернулся, чтобы теперь обозреть в зеркале свой шейный платок. – Кстати! Напомните мне, Арнольд, что в три пополудни я должен быть у леди Уинвуд. Это довольно важно.

На лице мистера Арнольда не дрогнул ни один мускул.

– Слушаюсь, сэр!

– Да, довольно важно. Думаю, подойдет новый наряд – двубортный сюртук красновато-коричневого цвета. Не слишком мрачно для такого случая? Знаете, голубой бархат кажется мне более подходящим. И парик «лисий хвост»?[10]Помню, вы предпочитаете catogan[11], но вы ошибаетесь, мой дорогой мальчик, несомненно ошибаетесь. Волосы, уложенные волнами спереди, придают ощущение тяжести. А я уверен, вам бы не хотелось, чтобы я выглядел тяжеловесно. – И он щелчком встряхнул пену кружев у себя на запястье. – Кстати, я ведь ничего вам не сообщил, не так ли? Так вот, Арнольд, знайте, что я рассматриваю возможность сочетаться браком.