Муля, кого ты привез? - Виктория Токарева

* * *

Она его любила.

В чем это выражалось: она всегда по нему скучала. И даже в те часы, когда они спали в одной кровати, взявшись за руки, даже во сне она по нему скучала и тянулась. Ей всегда было мало видеть его, слышать, вдыхать.

Она всегда о нем думала. Он существовал в ней даже тогда, когда его не было рядом.

И третье, основное: она им восхищалась. Это был талантливый оператор, единственный в своем роде. Другого такого не было. Он видел людей и природу иначе, чем все. Каждый кадр, который он снимал, – произведение искусства. Он умел останавливать мгновение. И, глядя на белое безмолвие Севера, на хрустальный ручей или на осмысленную морду верблюда, невольно думалось: велики дела твои, Господи…

Они вместе работали на киностудии документальных фильмов. Он был оператор, она – режиссер. Они вместе ездили на север и на юг, снимали лежбище тюленей и сбор хлопка. Спускались на дно океана в подводной лодке. Ее мучила клаустрофобия. Она не представляла себе, как можно находиться в таком замкнутом пространстве.

Однажды она спросила у капитана подлодки:

– А бывает так, что кто-нибудь нажимает кнопку самоликвидации?

– В каком смысле? – уточнил капитан.

– Ну, хочет покончить с собой и со всеми…

– Что ты глупости спрашиваешь? – одернул Оператор.

– Вовсе не глупости, – сказал капитан. – Случается, не выдерживают тесноты и духоты, сходят с ума. Но один человек не может вывести лодку из строя. Все предусмотрено. Одна кнопка ничего не решает.

Поднимались в небо на воздушном шаре. Она боялась высоты и старалась не смотреть вниз, и все же смотрела. А он ее пугал. Было весело и жутко одновременно.

Работа была разнообразная, интересная. Репортажи получались яркие. И любовь, которая охватила их обоих, как божественный вирус, стояла за кадрами. Фильмы запоминались и не старели со временем.

Он тоже ее любил. За что? За то, что она любила его и ее любовь, как климат в теплых странах, грела, и нежила, и была постоянной.

Еще он любил ее за молодость, свежесть восприятия. И за характер. Ей все нравилось. У нее не бывало плохого настроения. И еще он любил ее за преданность делу. Она не умела и не хотела жить без работы. Для нее жить и работать – это одно.

Он и она – как две половины яблока. Если составить – получится целое. И фильмы у них получались, как целое яблоко. Ни убавить, ни прибавить.

Единственное НО – это то, что он был женат, а она замужем. Они встретились на жизненном пути несвободными. Вначале это не мешало. Но, по мере того как любовь набирала силу, возникло противоречие между долгом и счастьем. Двойная жизнь стала мучением.

В конце концов они решили разрубить узел. Прийти домой и все сказать. Он признается жене, а она – мужу. Дальше – развод и свобода. А что делать со свободой – будет ясно. Либо они поженятся, либо останутся любовниками, но так или иначе не будет лжи и предательства.

Жить во лжи – это все равно что спать на грязных простынях.

Решение было принято в кафе, куда они забежали после работы. Они жаждали друг друга, а идти было некуда. А могло быть по-другому: они могли вместе возвращаться в свой общий дом и быть счастливыми.

– Когда? – спросила она. – Сегодня?

– Нет. Сегодня я устал.

– Завтра?

– Завтра у дочери день рождения.

– Тогда в среду.

Он согласился.

Она вернулась домой. Уединилась в своей комнате и написала Оператору письмо. Зачем? Ни за чем. Просто чувства переполняли ее душу и выливались на бумагу. Ей хотелось поведать белому листку все, что чувствовала в эти минуты.

За окном стоял клен, который дотянулся до ее третьего этажа. Она написала про клен.

На ветке сидела старая ворона. Она помнила ее давно, видимо, ворона тут жила. Написала про ворону.

Счастье душило ее, и она ни о чем не хотела больше думать – ни о муже, ни о его родителях, ни даже о маленьком сыне. А что сын? Она заберет его с собой, и все. У Оператора дочь, у нее сын. Будут дружить.

Она написала ему о том, как он чихает. Ей нравилось, как он собирает лицо в мордочку и пырскает, как котенок.

Она написала, какие у него квадратные ладошки и черешневый запах. Чем пахнет черешня? Ничем. Свежестью. И скоро, уже после среды, она начнет вдыхать эту свежесть постоянно, жить в ней, существовать. Счастье…

Наступила среда. Ее муж стоял в прихожей, одевался. Он отправлялся в школу на родительское собрание. Обучение ребенка было на муже. Она на собрания не ходила и уроки не проверяла.

Она стояла и смотрела, как он одевается. Было страшно, как прыгнуть с парашютом в бездну. Страшно, но надо. Потом будет легче.

– Извини, – сказала она. – Я от тебя ухожу.

Он молчал. Заматывал шарф.

– Ты хороший, но мне с тобой скучно.

Он снял с вешалки куртку.

– Мне тридцать пять лет. Когда я думаю, что впереди еще тридцать пять лет такой бурой скуки, мне не хочется жить.

Муж застегнул на куртке молнию и вышел из дома. Хлопнула дверь.

Она набрала ванну и легла в горячую воду. Ее трясло. Нелегко убивать близкого человека.

Среда настала и в доме Оператора. Жена болтала по телефону с подругой.

Обычно его это раздражало. Всюду доносилось журчание ее голоса, как будто в доме мало дел. Одежда раскидана, в кухне полная раковина грязной посуды. Как они будут жить без него? Зарастут.

Жене – сорок лет. Она еще красивая и даже молодая, но сорок лет – ни туда ни сюда. Качественные мужики хотят молодых, чтобы рожали, а некачественные – кому нужны? Большая вероятность, что жена не выйдет замуж, останется одна – нервная, несчастная, будет срываться на дочери. Подранки. Подстреленные девочки. А он в это время должен будет воспитывать ее сына, который, возможно, хороший мальчик, но чужой.

– Ты чего? – подозрительно спросила жена. – Ходишь, как будто у тебя кактус в жопе.

Кактус был в душе. Оператор достал из холодильника бутылку водки и стал пить, сидя на кухне.

Жена стала мыть посуду. Грюканье тарелок, шум падающей воды были кстати. Лучше, чем тишина.

В четверг Он и Она встретились.

– Я свободна, – сказала она.

Оператор промолчал.

– Ты не сказал? – догадалась она.

– Это выше моих сил.

– И сколько это будет продолжаться?

– Не знаю.