Никогда_не... - Таня Танич

Она сидит напротив меня — угловатая, колючая, руки — крест-накрест на груди. Закрытая поза. Застывший немигающий взгляд из-под по-детски густых нахмуренных бровей. Не подросток — ощетинившийся ёж.

— Ладно, Полина Александровна. Думайте и дальше, что поймали меня. Что я у вас в кулаке, а вы самая умная. Что можете лезть в нашу жизнь и учить справедливости. Вот только передо мной притворяться не надо. Я давно вас раскусила. Главное для вас — это сделать новые фоточки, выложить их в бложек и посмеяться над нами. Да только вот вам! — демонстрирует средний палец юное существо.

Откидываясь на спинку стула, я больше не пытаюсь казаться дружелюбной. Всё, хватит. Надоело. Надоело играть в детские игры с недетским размахом. Если она считает себя взрослой, пусть и отвечает тоже — как взрослая.

— А знаешь что, Кристина? — говорю, глядя ей в глаза, которые она начинает старательно прятать. — Иди-ка ты нахрен со своими выводами. Повторяю — покрывать тебя я не буду. Доведение до самоубийства — это три года в колонии для несовершеннолетних. Или стоп, о чем это я? Тебе же восемнадцать через неделю, если инфа о дне рождения с твоей странички правдивая. Вот я и поздравлю тебя с вступлением во взрослую жизнь. За взрослые поступки — взрослая расплата.

— Расплата, — фыркает она, поднимаясь и с грохотом отодвигая стул. — Какие громкие слова! Ну, скажите проще — есть у меня на тебя компромат, на котором хочу круто похайпиться. А ты, Кристина, давай, пляши под мою дудку, если не хочешь, чтоб тебя охрана по кругу ещё на этапе пустила. Так нет же — опять вы передо мной выпендриваетесь. Не нужна вам никакая справедливость, в справедливость вы играете! Как и во всё остальное! Даже сейчас подбираете слова поточнее и покрасивее, чтобы сделать громкий пост, срубить новых подписчиков и выставить себя великим обличителем на фоне нас, моральных уродов. Да только белый плащик у вас тоже грязный. В говне у вас белый плащик.

Меня не смущает ее показная грубость и задиристость. Я вижу за этим обыкновенный страх и одиночество, которое мне больше неинтересно разбирать и раскладывать по полочкам. Очередная умненькая и не такая девочка оказалась самой обыкновенной и несчастной такой. Я видела их слишком много, чтобы испытывать даже жалость. Теперь мне просто скучно, и я с трудом подавляю зевок.

— Все, Кристина, ты свободна. Мы и так слишком долго говорили. На этом хватит. Вставай и улепётывай.

— Хорошо, Полина Александровна… — снова язвительно подчеркивая моё старшинство, обращается по имени-отчеству Крис. — Я пойду. А вы пока садитесь в своем модном лофте за свой модный макбучек и пафосно пишите о том, какое хуевое мое поколение. Это будет очень честный, а главное — непредвзятый взгляд.

Я больше не отвечаю ей, только достаю из кармана пачку сигарет и, вытащив одну, закуриваю. Мне и вправду хочется побыстрее закончить с этим. В какой-то момент, глядя, как медленно она собирается, в голове проскакивает мысль — а не вытолкать ли Кристину взашей, чтобы ускорить наше прощание? Но тут же останавливаю себя — если я думаю дать делу ход, лучше обойтись без рукоприкладства, чтобы самой не оказаться в роли нападающего.

Эта мысль вызывает во мне нервный смех, на который Крис, все еще шнурующая кеды у порога, тут же реагирует:

— Я рада, что у вас такое хорошее настроение, Полина Александровна, — говорит она, приподнимая детские бровки. — Но можете быть уверены — я ответственности не боюсь. Еще посмотрим, кому из нас больше придётся отвечать. И перед кем.

Прекрасно. Новая попытка заинтриговать меня и зацепиться за мое любопытство. Знаем, проходили. Только больше это не сработает.

Я молча курю, рассеянно глядя на часы над ее головой. Секундная стрелка ритмично отбивает счёт. В такт ей звучат слова Кристины:

— Ладно, Полина Александровна, пока. Запомните одно — у вас был выбор. Но вы решили сделать так, как решили. Можете быть уверены, я тоже умею решать. И тоже испорчу вам жизнь. Обязательно испорчу.

Громко хлопнув дверью, она выходит.

От ироничности ситуации я продолжаю посмеиваться. Обвиняя меня в излишнем позёрстве, Кристина сама любит показные драматические жесты. Впрочем, к черту всё это. Мне надо еще немного поработать и отправить одно важное письмо.

В голове, как всегда, в самом начале работы, когда надо сосредоточиться и написать самое главное, творится мешанина. Ничего, это пройдёт. Надо просто взять и вытащить первое звено в этой длинной цепочке.

С чего там у нас все началось?

Никогда не приезжайте в города, где выросли и в места, где были когда-то счастливы. Так говорили мамины подруги, собираясь на нашей маленькой кухне, где варили компот, пили домашнее вино и вздыхали о прошлом. Я, гоняя мяч по деревянному полу, слышала эти слова, не понимая, что в них особенного. И почему при этом полагается таинственно вздыхать и, подперев подбородок рукой, выводить неизменное: «Зачем вы, де-евушки, красивых любите? Непостоя-янная у них любо-овь».

— Любо-о-овь! — громко подпевала я, пытаясь примоститься рядом, но всегда получала нагоняй: «А ну брысь отсюда! Не твоего ума дело взрослые разговоры слушать!»

Я убегала из кухни, визжа от смеха, будучи уверенной, что всё это — солнечные зайчики на стенах, запах яблок и домашней наливки, песни про любовь и красивых — и есть самое настоящее счастье. Когда я вырасту, непременно буду так жить.

Забавно, как вызывающе смешно не сбываются мечты нашего детства. И я об этом ни капли не жалею.

Стоя на вокзале, я прислушиваюсь к голосу диспетчера и смотрю на потемневший от яркого света циферблат умных часов у себя на запястье. Рядом, возле выхода в город, висят все те же часы, которые были здесь, когда я прыгала на поезд, едва закончив школу и чуть не потеряв билет.

Никогда не приезжайте в города, где выросли. Особенно, если не были в них восемнадцать лет.

Часы над дверью вокзала с зеленой надписью «Выход» опаздывают на три с половиной минуты. Все как обычно, ничего не изменились. Время в моем родном городе опаздывает так же, как и стрелки на старом циферблате, повидавшем не одно десятилетие.