Короли Кипра в эпоху крестовых походов - Светлана Близнюк

Настоящая работа призвана хотя бы в малой степени удовлетворить интерес читателя к истории крестоносного движения и познакомить его с малоизученной в отечественной историографии эпохой поздних крестовых походов, которая приходится на конец XIII–XVI вв. Работа представляет собой как научное исследование эпохи крестовых походов и роли в ней королей Кипра, так и содержит учебный материал, необходимый прежде всего для студентов. Работа состоит из введения, в котором дана общая характеристика эпохи крестовых походов, и очерка, посвященного истории королевской династии Лузиньянов на Кипре от Ги де Лузиньяна — основателя королевства, до ее последнего представителя Жака II, вскоре после смерти которого последовала аннексия острова Венецией,

Особенно подробно мы остановились на личностях двух наиболее выдающихся королей — Гуго IV и Пьера I Лузиньянов, — сыгравших (каждый по-своему), наиболее заметную роль в истории крестоносного движения позднего Средневековья. Для того чтобы почувствовать дух эпохи поздних крестовых походов, ощутить отношение современников к деяниям кипрских королей-крестоносцев, мы обратились к сочинению самого известного кипрского хрониста Леонтия Махеры «Повести о сладкой земле Кипр». Это один из самых интересных источников по истории средневекового Кипра. Через призму видения и ощущений Леонтия Махеры зримо раскрываются и личности кипрских правителей, и события, связанные с их деятельностью. Крестоносная активность кипрских королей приходится на XIII–XIV вв. В связи с этим мы сочли необходимым поместить в приложении полный перевод как первой, так и второй книг источника.

Полного перевода «Повести», написанной на кипрском диалекте среднегреческого языка, на русский язык не существует. В учебном пособии «Крестоносцы позднего средневековья: король Кипра Пьер I Лузиньян», изданного нами в 1998 г., был представлен перевод второй книги хроники, посвященной царствованию этого монарха. Настоящая работа прямо продолжает предыдущую, благодаря переводу первой книги хроники. Вместе с тем, не только продолжает: переработана, значительно расширена и дополнена вводная часть. Как и прежде, работа предназначена для проведения семинарских занятий и подготовки лекционных курсов по истории средних веков. Однако при использовании представляемой работы возможности освещения и анализа событий крестоносного движения и истории государств крестоносцев, существовавших на Востоке, существенно увеличиваются. Материал хроники Леонтия Махеры может быть использован студентами для написания докладов и курсовых работ по истории одного из самых крупных и сильных государств крестоносцев, созданных на Востоке — королевства Кипр. В этой связи работа может служить учебным пособием.

Слова самой искренней благодарности я выражаю своим коллегам и организациям за всестороннюю поддержку и помощь в работе над этой книгой: академику РАН С. П. Карпову (Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова), доктору исторических наук А. Л. Пономареву (Москва, МГУ им. Ломоносова), проф. П. Шрайнеру (ун-т Кельн-Мюнхен), проф. К. Зоде (ун-т Кельн), а также фондам Александра фон Гумбольдта (ФРГ) и Клауса фон Котце (ФРГ).

Крестовые походы — интереснейшая тема в истории средневековой Европы, которая, словно магнит, вот уже много столетий притягивает к себе и манит историков и писателей, поэтов и бесчисленных читателей. Как и прежде, у современных медиевистов, пожалуй, нет более благодатной почвы и более благоприятного периода, чем эпоха крестоносцев, для изучения взаимодействия трех цивилизаций: византийской, ближневосточной и европейской. Если присмотреться к явлению внимательно и не сужать его до истории отдельных, ограниченных во времени военных экспедиций, мы увидим длительный процесс освоения европейцами земель Леванта и Романии и создания там особой латино-левантийской культуры. Будет нетрудно заметить и то, что крестовые походы дали мощный импульс развитию европейской торговли, производства, привнесли новые элементы в быт, новые сюжеты в художественную литературу и поэзию, оказали серьезное влияние на менталитет европейцев в целом. Европейские купцы стали привозить на Запад до сей поры неведомые или почти неведомые вещи, продукты, сырье для развивающейся европейской промышленности. Европейская знать быстро почувствовала вкус к восточной роскоши, чем также стимулировала деловую активность европейского купечества на Востоке. Пилигримы и купцы возвращались назад, обогащенные новыми познаниями, с новыми жизненными горизонтами, с новыми идеями, с желанием изменить и обновить условия жизни у себя на родине.

Современники не называли крестоносцев крестоносцами, а их экспедиции крестовыми походами. Для средневекового человека это были пилигримажи (паломничества), их участники являлись паломниками, а встречающееся в документах XV в. слово «cruciferus» — «крестоносец» было лишь описанием облика рыцаря из религиозных орденов. Привычное нам название с привычным наполнением — «крестовые походы» — появилось лишь в XVII в. Первым, кто ввел его в научный оборот, был Луи Мембур, придворный историк Людовика XIV. В 1676 г. он опубликовал труд, озаглавленный «История крестовых походов»[1].

С тех пор название укоренилось и стало общепринятым не только в историографии.

В научной литературе можно встретить определение крестовых походов как военно-колонизационного движения западноевропейского рыцарства на Восток, проходившего под знаменем «религиозных войн» ради освобождения христианских святынь из-под власти мусульман[2], как «крупной миграции» западноевропейского населения на Восток», как «паломничества с оружием в руках»[3], как захватнических войн на Востоке западноевропейского рыцарства[4]. Целые направления историографии делают акцент на «захватническом характере» этого военного движения, которое невозможно прямо назвать борьбой христианства и ислама, поскольку крестоносцы, подняв крест против мусульман, напали заодно и на православных греков и прочих восточных христиан, которым идеалы «священной войны» были чужды[5]. Наконец, крестовые походы узко и прямолинейно определяют как «попытку всего христианского мира снова вернуть... отнятые исламом христианские области, а также распространить господство креста... далее прежних границ»[6] и как войны, направленной на приобретение и сохранение власти христиан над Гробом Господнем[7] и т.п. Любое из этих определений нельзя назвать полным или охватывающим все стороны столь противоречивого и столь длительного периода, каким была эпоха крестовых походов. Вряд ли вообще можно дать четкое, раз и навсегда установленное, окончательное определение. Все из перечисленного можно признать верным, характеризующим одну из особенностей крестоносного движения в тот или иной период многовековой эпохи. Можно лишь добавить, что с середины XX в. историков стало посещать «чувство вины» европейцев за деяния крестоносцев на Востоке. Отсюда появились оценки крестовых походов как «трагического и разрушительного эпизода в истории Европы», раздвинувшего, тем не менее, границы мира европейцев от Атлантики до Монголии и способствовавшего рождению новой Европы[8]. Не менее уничижительно Жак ле Гофф оценивает крестовые походы как бесполезное, крайне затратное и бессмысленное мероприятие, которое ничего не принесло Европе, «кроме абрикоса»[9]. Для нас же эпоха крестовых походов — это прежде всего первая крупная миграция европейского населения за пределы Европы, направленная на создание новых поселений, колоний, государств в отдаленных частях света, которая значительно раздвинула границы европейского мира и сознания. Эпоха крестовых походов это не только (и не столько!) история военных экспедиций западноевропейского рыцарства на Восток. Прежде всего это — история государств крестоносцев, появившихся на Востоке в результате этих самых экспедиций. Эта эпоха дала первоначальный и мощнейший импульс не только развитию средиземноморской коммерции (а в конце концов, и межконтинентальной), но и развитию европейской промышленности и банковского дела. Латиняне Сирии и их подданные нуждались в оружии, лошадях, даже в дешевых, в сравнении с восточными, тканях — и европейская текстильная промышленность пошла в гору. Пилигримам и купцам нужны были хорошие корабли, что подстегнуло развитие кораблестроения в Европе. Наконец, и негоцианты и государи Латинского Востока никак не могли обойтись без кредитов и займов. Это, со своей стороны, стимулировало развитие техники финансовых операций и банковского дела[10].