Small World, или Я не забыл - Мартин Сутер

Посвящается отцу

Когда Конрад Ланг вернулся, пламенем было объято все, кроме дров в камине. На Корфу он жил примерно в сорока километрах к северу от Керкиры на вилле Кохов, которая представляла собой комплекс построек, уступами сбегавший к песчаной бухте. На ее крошечный пляж попасть можно было только с моря или по канатной дороге сверху.

Если говорить точнее, Конрад Ланг жил не на самой вилле, а в сторожке привратника — сырой и холодной каменной пристройке в тени пиниевой рощи, растущей по бокам дороги на подъезде к вилле. Конрад жил не на правах гостя — он исполнял здесь обязанности управляющего. За пропитание, жилье и пересылаемую ему время от времени определенную сумму он должен был следить, чтобы вилла по первому требованию готова была принять членов семьи и их гостей, и платил жалованье прислуге и по счетам рабочим, круглый год поддерживавшим виллу в хорошем состоянии — соль и влага доставляли им много хлопот.

Заботы о маслинах, миндале, инжире, апельсиновых деревьях, а также небольшой отаре овец лежали на арендаторе.

В зимние холодные месяцы, когда лил дождь и штормило, Конраду практически делать было нечего, разве что съездить разок в день в Кассиопи, чтобы встретиться там со своими дружками по несчастью, торчавшими зимой, как и он, на острове: старым англичанином — торговцем антиквариатом, немкой — владелицей слегка утратившего свой былой шик бутика, пожилым художником из Австрии и западношвейцарской парой, так же, как и он, приглядывавшей за чьей-то виллой. Они болтали, сидя в одном из тех немногих ресторанчиков, что не закрылись с окончанием сезона, и попивали винцо, забывая порой меру.

Остаток дня уходил на то, чтобы спастись от сырости и холода, пронизывающих до мозга костей. Вилла Кохов, как и многие другие летние дома на Корфу, мало была приспособлена к зиме. В домике привратника даже камина не имелось, только два электрообогревателя, но он не мог их включить одновременно — пробки вышибало.

Поэтому случалось так, что в особенно холодные дни или ночи он перебирался в гостиную одного из нижних ярусов дома. Ему нравилось стоять перед огромным окном, он ощущал себя капитаном на командном мостике роскошного лайнера: под ним — бирюзово-голубой бассейн, перед глазами — ничего, кроме безмятежной глади моря. А за спиной уютное тепло камина и исправно работающий телефон. В домике для привратника обитала раньше прислуга из нижнего яруса, и все телефонные разговоры можно было переводить оттуда сюда, как бы находясь на своем месте: вилла с ее каскадом террас и спален оставалась для Конрада табу по распоряжению Эльвиры Зенн.

Стоял февраль. Всю вторую половину дня ураганный восточный ветер мотал и трепал верхушки пальм и нагонял на солнце ошметки серых облаков. Конрад, прихватив ноты парочки фортепьянных концертов, решил укрыться на вилле в нижней гостиной. Он погрузил на канатку дрова и канистру бензина и поехал вниз. Бензин понадобился, чтобы разжечь дрова. Две недели назад он заказал миндальные дрова — миндаль горел долго и давал много тепла, если дрова были сухие. Но те, что привезли, оказались сырыми. И заставить их гореть другого способа не было. Не очень, конечно, элегантно, зато очень эффективно. Конрад проделывал это уже десятки раз.

Он сложил поленья горкой, облил их бензином и поднес спичку. Затем поднялся на канатке наверх, чтобы забрать из маленькой кухоньки две бутылки вина, полбутылки узо', маслины, хлеб и сыр. На обратном пути ему повстречался арендатор, непременно хотевший показать ему пятно на наружной стене, где селитра разъела штукатурку. Когда же Конрад наконец-то снова поехал вниз, навстречу повеяло запахом дыма. Он приписал это ветру, возможно, хотя и непонятно под каким углом, задувавшему с моря в камин, и не придал этому значения.

Кабина почти приблизилась к нижнему ярусу, и тут он увидел, что пламенем объято все, кроме дров в камине. Случилось одно из тех несчастий, которые случаются, когда мысли заняты другим: он положил дрова в камин, а поджег те, что остались рядом. Языки пламени перекинулись в его отсутствие на индонезийскую плетенную из ротанга мебель, а оттуда на икаты на стене.

Возможно, пожар еще удалось бы загасить, если бы в тот самый момент, когда Конрад Ланг выбирался из кабины, не взорвалась оставленная открытой канистра с бензином. И тогда Конрад сделал единственно разумную вещь: нажал на кнопку и поехал назад.

Пока кабина медленно ползла вверх, шахта быстро заполнялась едким дымом. Между двумя верхними ярусами кабина закапризничала, потом еще дернулась пару раз и окончательно замерла, зависнув в воздухе. Конрад Ланг, прижав свитер ко рту, всматривался в дым, с каждой минутой темневший у него на глазах, так что скоро уже ничего нельзя было различить. В панике он лихорадочно дергал за ручку двери, наконец каким-то образом открыл ее, задержал дыхание и пополз на четвереньках по ступенькам рядом с трассой. Уже через несколько метров он добрался доверху и, тяжело дыша и хрипло кашляя, кинулся искать спасения на открытом месте.

Интерьер виллы Кохов на Корфу был перед самым пожаром полностью обновлен голландской дизайнершей. Эта женщина нашпиговала ее индонезийскими и марокканскими диковинами, экзотическими тканями и всякой этнографической чепухой. Весь этот кич мгновенно вспыхнул и горел, как солома. Ветер гнал огонь по шахте канатной дороги и забрасывал его на все ярусы, а оттуда — в спальни и смежные с ними помещения.

Когда прибыли пожарные, огонь в доме уже поубавился и грозил перекинуться на пальмы и бугенвиллеи<Лианы семейства пальм>, а с них на пиниевую рощу. Пожарные ограничились тем, что не позволили ветру и огню уничтожить пинии и расположенную рядом плантацию оливковых. Как на грех, дождей для этого времени года было очень мало.

Конрад спрятался с бутылкой узо <Греческая анисовая водка> в домике привратника. Только когда королевская пиния перед окном с треском вспыхнула, как свеча, взметнув в небо пучок огня, он, шатаясь, выбрался наружу и стал наблюдать издалека, как огонь пожирает белый домик со всеми его потрохами.

Через два дня прибыл Шеллер. По пожарищу его водил Апостолос Иоаннис, глава греческой дочерней фирмы Кохов «Koch Engineering», и ковырял носком ботинка то тут, то там в спекшемся хламе и мусоре. Вилла выгорела дотла. Шеллер был личным ассистентом Эльвиры Зенн. Тощий, аккуратный человек лет пятидесяти пяти. Никаких официальных постов он не занимал, его имя напрасно было бы искать в реестре торговых фирм, но именно он был правой рукой Эльвиры, и в этом качестве его побаивалось все правление концерна.

До сих пор Конрад Ланг маскировал свой страх перед Шеллером, обращаясь к нему с высокомерием человека, превосходящего его своим происхождением. И хотя указания исходили от Шеллера, Конраду, принимавшему их, всегда удавалось сделать вид, будто они — результат проведенных им ранее доверительных бесед с Эльвирой. И даже если Шеллер точно знал, что все контакты между Эльвирой Зенн и Конрадом Лангом идут только через него, лично он все равно не мог простить этому заносчивому старику, что гранд-дама из высших кругов швейцарской финансовой аристократии вечно дергает ради него за ниточки, постоянно пристраивая его то в своей огромной империи, то у заграничных знакомых компаньоном, управляющим или просто мальчиком на побегушках. Только из-за того, что этот старикан часть своей юности провел вместе с ее пасынком Томасом Кохом, она чувствовала себя обязанной не дать ему погибнуть, однако строго держала его при этом на дистанции. Ланг был одной из самых тягостных обуз в списке обязанностей Шеллера, и тот надеялся, что пожара на Корфу наконец-то хватит, чтобы окончательно развязаться с этим стариком.