Маша - Ян Шарипов

Ян Шарипов

Маша

Голубоглазая Маша сидела в позе лотоса с закрытыми глазами, погруженная в глубокую медитацию. Аромат духов "Москва" наполнял белую комнату. Графин на столе был треснут, и каждый раз, когда из него кто-то пил, он резал тонкие губы человека.

Слова ударили в сердце. Находясь в медитативном состоянии, Маша воспринимала все звуки: жужжание мухи, шум телевизора, бульканье благородного коньяка, а также вкус красного перца на языке. Вкус, который сорвал для нее мальчишка с пшеничными волосами ровно 10 лет назад. Мальчишку звали Матфей. Он вел жизнь, полную радости: бегал по гаражам, прыгал под поезд и смотрел на соседскую девочку глазами, полными любви. Матфей был веселым до тех пор, пока, прыгая по гаражам, не разбил себе голову и не отправился прямиком к Создателю.

Дверь тихо распахнулась, словно раскрывается душа, когда она пронзена болезненным чувством. Сердце бешено колотилось, словно испытывая смертельную жажду. В руках пистолет, и звуки выстрелов наполняли помещение, словно безысходность. Закрытые глаза неспешно раскрылись, а в мозгу разгорелся бунт.

Может быть, неосознанные, но сильные чувства двигали ею, когда она хитростью выбралась из его объятий, подарив поцелуй своими сухими губами. Горячие поцелуи в шею терзали облезлое сердце, а в ночных кошмарах звучали фразы: "нет", "я не хотел", "прости.

В комнату вошел мужчина по имени Толя. Он увидел Машу, рыжую как лисичка, погруженную в мечты.

Графин лопнул.

"Что такое русская душа?" — раздался тонкий голос. "Может быть, это совокупность множества факторов, погруженных в неизведанность? Осталось только найти эту загадочную неизведанность, и всё станет ясно. А пока это будет похоже на поиск черного кота ночью без света".

"Не начинай, а…"

Маша, в позе лотоса посреди комнаты, была как живой цветок в объятиях мира. Толя, стоя у двери, привлекал внимание своим ростом, сравнимым с белорусским холодильником. В черном костюме и бадлоне он служил своего рода почтением к шестидесятникам. Толя также был стихотворцем, хотя некоторые считали его высказывания сомнительными. Непонятное волнение всегда сопутствовало его словам.

"Ваши тонкие плечи рыдают взахлеб, обычно утром.

Ссоры становятся рёвом, голоса превращаются в музыку.

Отрывается холодильник, и лёд сталкивается с горячими телами, которые затем удаляются".

Медитируя над своим прошлым, Толя открыл глаза так широко, что погрузился в другой мир. Фотографии взмыли в воздухе. В каждом кадре живо мерцало прошлое. В семейных кадрах он рыдал из-за брата, укравшего его любимую игрушку. На следующей фотографии была встреча с однокурсниками, где улыбок было больше, чем людей. Наконец, он с гитарой на проклятой даче.

"А вы знаете, что такое русская философия?" — раздался тонкий голос.

Друзья готовили еду, а я тихо спивался водкой.

Не думая ни о чём, я просто хотел закусить солёным огурчиком. Но вместо этого я лежал с ней на грязном белье и целовал её шею, целовал веками. Непокорной, она взялась за мои плечи. В этой маленькой кровати, обнимая её, можно было почувствовать боль. Она не сопротивлялась, возможно, хотела быть только со мной. Но я метался от тебя к другой. Рыжая бестия, ведьма. Может, это ты предсказала мне вечные страдания? Обрекла меня на бессонные летние ночи. В конце концов, тебе стало неудобно, и мы просто разошлись навсегда. Помнишь серое небо? Оно окутало летом наши тела. Летом обычном. Наши взгляды пересеклись. Глаза не знали, что всё будет так ужасно. Прикасаясь к её коже, как к самому драгоценному сокровищу, можно было замерзнуть от твоего холода. Ты закрыта, а я — человек. Человек, который не желал знать, что будет дальше.

В комнате остались два человека. Осколки графина лежали на столе, символизируя пустоту и ничто. Писатель, метаясь над своей белой страницей, не мог выбрать подходящую ручку: белую, красную, синюю, зеленую, левую или правую. Грусть опустилась на Толю. Машенька, распутывая лисичьи волосы, взглянула вдаль, превращая печаль в мажорные аккорды. В комнате были только они — Мария в позе лотоса и Толя. Внутри вакуума комнаты звучали только тихие шорохи ив за окном, и ресницы создавали монотонный ритм. Толя наклонился, вытащил жвачку "Лов Ис" и, развернув обертку, нашел картинку. "Любовь — это оставить поцелуй на её автоответчике", сказал он, и для него в этот момент вся вселенная раскрылась. Главный вопрос человечества был разгадан благодаря жвачке "Лов Ис". Теперь, согласно Толе, можно было остановить весь прогресс, уйти в холодную лужу и спокойно ожидать смерти, крича при этом о бессмысленности всего.

Но Маша отвернулась от окна и посмотрела на Толю. В её глазах, цвета летнего неба, горело не горе, а осознание.

"Толя," — тихо произнесла она, "любовь — это не жвачка. Любовь — это увидеть в человеке то, чего не видят другие. Это пронести его боль через себя, как своё отражение. Это танцевать под дождём, зная, что обязательно промокнешь. Это прощать, когда прощать невозможно."