Железный человек - Андреас Эшбах

В субботу утром я проснулся слепым и наполовину парализованным. Мне уже не раз случалось по отдельности или быть слепым, или быть парализованным на одну сторону, но в последнее время участились случаи, когда это происходит одновременно, и всё это стало меня тревожить. Я лежал на правом боку, зарывшись лицом в подушку. Шевелить я мог только головой, левой рукой и ещё кое-какими мускулами, которые в эту минуту были мне не нужны. Вот досада. Я сделал попытку снова задремать в надежде, что всё образуется. Хоть и знал, что нет. К тому же мочевой пузырь был переполнен.

Тогда я принялся загребать левой рукой, переворотил за своей спиной подушку и матрац, пока не добрался до голой рамы кровати. Не так-то это просто – сменить положение при помощи одной только руки, да ещё и наполовину вывихнутой, если чистого весу в тебе триста фунтов – почти полтора центнера – и ты окаменел как витринный манекен. Но если надо, сделаешь ещё и не то.

Я собрал все свои силы и, напрягшись чуть ли не до разрыва мышечных тканей, перевернулся и грохнулся левой лопаткой на край кровати. Это было больно, но благодатно, поскольку означало, что я принял удобное положение для того, чтобы пошарить свободной рукой под кроватью.

Там я уже несколько лет держу деревянную дубинку длиной в локоть, предназначенную как раз для таких случаев. До сих пор всегда на удивление безотказно помогало, если просто пару раз огреть себя по черепу этой палкой квадратного дюймового сечения. Или промолотить ею строптивую конечность. Это у меня как у старого автомата с напитками: стукнешь по нему как следует пару раз – и он опять исправно работает.

Но на сей раз не помогло. Я прекратил самоизбиение, пока дело не зашло дальше синяков, так и оставшись слепым и на одну половину парализованным.

Слепота раздражала больше всего, потому что для неё не было никаких объективных причин. Я полагаю, это обусловлено психически; всякий раз, когда мой искусственный глаз выходит из строя и перестаёт посылать сигналы, второй, натуральный, из ложно понятой солидарности присоединяется к нему и тоже прекращает работу. Я знаю пару-тройку людей, которые горячо заинтересовались бы этим феноменом, но остерегусь им об этом рассказывать.

Некоторое время я валялся в неудобной позе и раздумывал. Всё это мне уже порядком надоело. Вспомнился один сон, который приснился мне пару недель назад, и я вдруг спросил себя, да был ли то вообще сон. Мне снилось, что я проснулся среди ночи, закаменевший, как железо, но потом отыскал тайный выключатель, который размягчил моё тело; всё кончилось хорошо, и я с облегчением снова заснул. Странно. Я ощупал свой живот и нашарил там несколько пучков проводов, которые в некоторых местах выпирали под брюшной стенкой, как утолщения кишечника, – небольшие твёрдые узлы, которые при дальнейшем движении тела уходили вглубь. Должно быть, то был сон. Не может быть никакого такого выключателя.

Я вспомнил, как однажды мне помогло от такой временной слепоты кое-что другое. Я оставил в покое свой живот и принялся мягко массировать левый глаз с закрытым веком – до тех пор, пока в нём не заплясали звёздочки. После этого я замер, открыл глаз – и вот тебе, из серого тумана прорезалась картинка. Потолок моей спальни. И пожелтевшие, как минимум тридцатилетней давности, обои. Если подумать, мне давно уже следовало бы их заменить. Чувство времени-то у меня достаточно реальное.

Быть уже не полностью, а лишь наполовину слепым – это вселяло бодрость, хоть и не помогало в остальном. Я поглядел на свою правую руку, которая судорожно торчала вверх, как обломок корабельной мачты, а на ощупь была как железный брусок, и от души выругался. Позыв к мочеиспусканию, как видно, не собирался ослабевать, и я, за отсутствием более удачной идеи, опять поднял палку и долбанул себя как следует, но опять без результата.

Во мне начало расползаться что-то вроде паники. Жуткая картина, как я буду валяться здесь день за днём, обмочившийся и неспособный позвать на помощь! Я умру от жажды. Во рту у меня уже теперь пересохло. Сколько времени может пройти, пока меня найдут? Наверное, немало. Я живу один, уединённо – можно даже сказать, одиноко.

Паника, как я уже сказал. И система успокоения совершенно логично не срабатывала. Я постарался дышать медленно и глубоко, концентрируясь на давлении в мочевом пузыре, и стало лучше.

Размышлять всегда полезно. Это, может, и не самая сильная моя сторона, но стараться всё же надо. Искусственный глаз не работает, одновременно с этим заблокирован двигательный аппарат: для этого вряд ли может быть другая причина, кроме обесточивания всей системы. Дефект атомной батареи практически исключён; она, пожалуй, самая надёжная составная часть моей начинки и потребует замены самое раннее в том случае, если я доживу до моего 45-го дня рождения. Остаётся система электропроводки. За прошедшие годы, и правда, некоторые из якобы неразмыкаемых штекерных соединений в глубине моего организма всё же размыкались, но вызванные этим расшатанные контакты или короткие замыкания всё же имели следствием лишь ограниченные, локальные отказы. До сих пор я всегда считал, что система сконструирована так, что тотальное обесточивание вообще не может случиться.

Но мало ли что я в своей жизни считал!

Мне нужна помощь.

Тут всего несколько шагов, сказал я себе. Шаги. Само слово действует успокоительно. Всего три-четыре шага. Всё, что мне нужно сделать, – перевалиться с кровати на пол и потом сантиметр за сантиметром ползком двигаться в прихожую. Там телефон. Там спасение. Нет ничего легче.

Вот только тело моё в его теперешнем состоянии имеет больше сходства с многотонной грудой металлопластика, чем с чем-нибудь ещё. Я напрягался, подтягивал себя единственной действующей рукой и маневрировал как мог, пытаясь расшатать и привести в движение свой окаменевший остов, я чуть не отключился из-за такого напряжения сил, но добился в итоге лишь того, что свалил с кровати туловище, опрокинув головой ночной столик, и так неловко развернулся, что правая рука застряла в раме кровати.

Некоторое время я полежал так, тяжело дыша. Единственным исправным глазом я оглядывал себя и не мог поверить в то, что произошло. Я лежал как забетонированный, тело изогнулось так, что живот натянулся как барабан, а недействующая правая рука прочно застряла в кровати, как корабельный якорь. Левой рукой я панически шарил вокруг, ища, за что бы ухватиться, чтобы вытянуть себя из этого положения, но ничего не находил. Под кроватью валялись только старые носки, кроссовка с правой ноги, несколько газет и прочие свидетельства моей нелюбви поддерживать чистоту и порядок в доме, а под всем этим гладкий линолеум пола. Не сразу, но я понял, что пропал.

Паника вернулась. Ведь если привык чувствовать себя непобедимым, то поражения принимаешь тяжело, в особенности те, что грозят гибелью.

Я не знаю точно, что тогда произошло и почему. Я знаю только, что провёл левой рукой по животу – может, потому, что он был так туго натянут, или в попытке успокоить мочевой пузырь. Рука следовала за контуром пучка проводов и вдруг нащупала какое-то уплотнение, узелок, которого здесь не должно быть, насколько я помнил схему.