Ода прощанию - Дарья Анис

Дарья Анис

Ода прощанию

0.

Unchain my heart играет в кафе пятничным вечером, пока я допиваю свой густой шоколадный кофе. Новогодняя елка здесь украшена белыми лилиями, белыми блестящими шарами, бантами и белыми морскими звёздами. Надо же: лилии и морские звёзды, как странно. И больше всего странно, что я раньше этого как-то не замечал. Ты замечаешь странные вещи? Те самые, что не сразу укладываются в сознании. Я помню, лет 15 назад незнакомый мужчина спросил меня, не жарко ли мне в моих совершенно обычных носках. Меня настолько поразил вопрос, он даже шокировал. Именно тогда я понял, что такое жизнь. Что это то, что случается с нами, когда того не ждёшь. Эта сентиментальная мудрость не сразу улеглась в моем понимании. Долгое время я думал, что странные вещи случаются тогда, когда впереди меня ждёт удача. Конечно, так меня заставила думать череда совпадений, своё собственное (не скрою) желание, и необходимость хоть как-то все происходящее объяснить. Интересно, что в общем и целом я не так-то и ошибался. Ведь, в каком-то смысле, удача и есть вся жизнь.

Давай начнем наши истории именно с этой доброй и светлой мысли. Давай начнём с того, что просто примем её как факт, и больше ни разу не усомнимся. Нашим рассказам это будет крайне необходимо.

1.

Я так редко вижу красивых людей. По-настоящему красивых: таких равномерных, спокойных, целостных и честных. Тех, кто не озирается по сторонам, а любуется. Не оценивает, а разглядывает. Не кричит, а поёт. Знаешь, люди часто кричат, даже когда говорят тихо. С надрывом доказывают свою точку зрения, убеждают, напирают, показывают себя через собственный клич – это их слово, их лицо, их минута славы. Каждый день, каждый час, пока не кончатся силы. Помню, ты пела. Говорила прямо, ласково, с вызовом, но абсолютно без крика. В крике не было тебя, а у тебя не было его самого. Ты пела глазами, руками и тоненькими локоточками, что так и норовили опрокинуть чашку, но ни разу этого не делали. Ты пела бровями, пела губами. Ах да, кстати, певица из тебя никудышная! Но даже когда ты пела – ты пела. Ты же понимаешь, о чем я? И это было прекрасно.

Одним вечерним солнечным днём, таким, в которые люди фотографируют закаты, мы шли вдоль душной набережной у широкой реки. Птицы зависали в воздухе, москиты пролезали под майки, а мои щёки были мокрые от брызг воды и от счастья. Я знал, что все кончено, что назад дороги нет, и эта мысль травила меня словно дихлофос. Я знал, что с этой самой минуты ты стала для меня самым дорогим существом на планете, самым ярким лучом света и самым тесным жакетом, в котором нечем дышать. Когда у него натянулись пуговицы и начали лопаться нитки, где-то там, на раскалённом асфальте, я оставил свой последний выдох, ещё чистый, ещё нежный и детский, тот самый, что раньше умел слышать запах только одной прекрасной женщины – той, что меня родила.

Помнишь тот вечер, дорогая? Помнишь ту дорогу домой? Я проводил тебя до двери, улыбнулся на прощанье, мы несколько раз обнялись и договорились встретиться уже завтра. Все было идеально: на следующий день ровно в 9 утра я выкинул старую симку и оформил себе новый номер. Больше я тебе не звонил, да и не могу – у меня нет твоего номера, только адрес не выходит из памяти. Поэтому я и решил написать это письмо. Зачем, расскажу тебе чуть позже. Сейчас немного о том, как все начиналось.

2.

Я перебираю пальцами воздух и суетливо топаю ногой по бетонному полу, покрытому плиткой. Парень по-французски картавит рядом и говорит так быстро, что не различить ни слова, и кажется, будто он и правда иностранец. Блестящие кудрявые волосы пружинят от его смеха и отражают свет ламп. Он кивает и дергает себя за усы, будто специально играет роль для моей книги. Как часто яркие кудрявые юноши притворяются французами и дергают себя за усы? Никогда. Никогда, кроме этого момента. Кроме той секунды, что я берусь описывать его, щёлкая своими костлявыми пальцами по клавиатуре. Кажется, у нас с миром такой уговор: ни одно действие не проходит без смысла. Если ты не пишешь о нем – оно не имеет смысл, а значит, не создано для того, чтобы быть интересным. У меня в кармане джинс всегда лежит маленький кожаный блокнот абсолютно неудобного размера и ручка, всегда разная, но это никогда не играло никакой роли. Когда я замечаю, что люди грустят, мне приходится спасать их – доставать свой блокнот и начинать писать, чтобы что-нибудь уже произошло. Людей сразу становится больше, дети кричат громче, а тарелки бьются все чаще – что-то обязательно происходит. Но вот когда никто меня об этом не просит, и я достаю компьютер, чтобы развлечь себя самого, тогда и именно тогда происходит настоящая магия. Я отдаю свои руки в распоряжение мыслям, перестаю анализировать происходящее и создаю его сам. Не напрямую, конечно, нет. Но ты поймёшь, как именно, когда дочитаешь до самого конца. Ты поймёшь, что я создаю именно сейчас, и как в этом участвуешь ты, падая в мои собственные сочиненные строки. Как с каждым моим словом ты делаешь все больше, а падаешь все дальше, возвращаясь к началу.

Знаешь, у писателей никогда не бывает начала. Они пишут одним моментом, а потом уже выкладывают это на листе в нужном порядке. События случаются разом, словно падают как наковальня на голову, защищённую собственными правилами как капустным листом. Бессмысленно. Бессмысленно пытаться что-то понять или объяснить, а ещё хуже – научить. Писателей не учат, от них бегут. Вот и ты беги, милая, пока не прочла все до конца, беги, пока я тебя чему-нибудь не научил, или пока ты не научила меня.

3.

Рождество осело ровным слоем вдоль дороги. Машины разбрасывают его вперемешку со снегом по тротуарам, ускоряясь на поворотах; девушки верещат, молодые люди щурятся, мужики ругаются матом. С наступающим, милая! Как у тебя дела?

Я пишу тебе письма, что, наверное, никогда не отправлю, потому что вряд ли хочу получить ответ. И все же именно сегодня мне захотелось сложить в конверт свой исчерканный лист бумаги, подписать твоим именем и сунуть его в почтовый ящик по адресу, что я повторяю каждое утро