Знак неравенства - Наталия Терентьева

— Почему? — спросил он.

— Потому, — ответила я.

— Ну и слава Богу, — сказал он.

— Бога нет! — ответила я.

— А я кто? — спросил он и улыбнулся.

Денис вышел на балкон и посмотрел на неподвижное море, тяжелой сверкающей гладью лежавшее перед ним. Ветер гнал по берегу сломанную ветку кустарника с большими ярко-желтыми цветками. Он смотрел, как на песке остаются оторванные лепестки, а ветка, дрожа и переворачиваясь, уносится дальше.

Шесть утра. Спать бы и спать… Где-то рядом от порыва ветра хлопнуло полотнище флага, и опять стало тихо. Ни шума прибоя, ни криков чаек. Денис вдохнул густой запах морской воды, потрогал подгоревшее плечо и чуть поморщился.

— Денечка!.. — раздался из соседней комнаты голос жены, милый, родной голос. И ей тоже не спится, родной жене Оксане.

Денис взъерошил волосы и заглянул к жене. Натянув простыню до подбородка, она выразительно смотрела на него. Денис подобрал живот и отдал ей честь:

— Будь готов — всегда готов!

— Деня… — Жена вздохнула и отвернулась. Денис поспешил подойти к ней. Поймав под простыней маленькую гладкую пятку жены, Денис наклонился, поцеловал ее.

— Пойду сполоснусь, мамочка. Жди меня… Я сейчас.

Он быстро прошел по огромному номеру в ванную и закрыл за собой дверь. Пустив воду, присел на край отделанного под мрамор маленького бассейна. Напротив себя, в зеркале во всю стену, он увидел не очень высокого плотного мужчину с полнеющим лицом и уже слегка обозначившимся животом. Денис расставил крепкие, когда-то красивые ноги бывшего гимнаста и с сомнением глянул на бессильный признак своей половой принадлежности.

— Н-да… — Открыв кран, он опустил ноги в воду и помахал своему отражению.

Поеживаясь, окунулся в бассейн и два-три раза энергично проплыл туда-сюда, фыркая и выплевывая горьковатую воду. Вот тебе и первое утро долгожданного отпуска. Мысли не дали поспать нормально, а еще Оксанке приспичило… Бобик. Бобик и есть. Испуганный, послушный…

— Денечка, не забудь спустить воду и налить новую! — то ли услышал он Оксанкин голос, то ли показалось…

— Раз-два! — машинально добавил Денис, тут же вылезая из бассейна, с сожалением покряхтывая. — Вот такой ценой, Господи! — объяснил Денис кому-то наверху — а вдруг и правда кому-то есть дело до него в огромном мертвом космосе? И кто-то сочувственно кивнет и поставит крестик в неведомой галактической тетрадке: «Денис — молодец. Жену не обидел. За это ему можно простить вчерашнее пьянство…» — И еще ту девчонку из бара, ладно, Господи? С круглыми ляжечками и мокрыми губками… Ужасную… — вздохнул Денис и принялся растираться. Докрасна, докрасна… А теперь осторожно промокнуть и слегка помассировать чресла… Накинув широкий гостиничный халат на приятно разогревшееся тело, вышел из ванной.

Оксана лежала под простыней, через которую Денис отчетливо различил ее любимую пижаму. По зеленому полю бежали, высоко задирая тонкие мосластые ноги, трогательные бархатные жирафчики. Он хотел сказать что-нибудь смешное — насчет жары за окном и вообще… Но передумал — опасный момент, можно испортить себе весь предстоящий отпуск неловкой фразой. Хотя жирафы ему, кажется, уже все испортили. Весь массаж — насмарку.

— Охохонюшки-хо-хо!.. — Денис обошел большую полукруглую кровать и залез на нее с другой стороны.

Он лег рядом с женой и посмотрел на нее. Оксана тоже посмотрела на него, протянула руку и закрыла ему глаза. Сколько раз он просил ее: «Сделай это потом, когда придешь рыдать над моим холодным трупом!»

Денис лежал на спине, ощущая теплую Оксанину руку. И ничего больше не ощущая и не желая. Оксана тихо гладила его лоб и молчала.

Денис вспомнил свой последний подвиг с другой девушкой, с той, у которой две еле заметные родинки на тонкой коже шеи, и нежный теплый рот, и шоколадные глазки, и вся она как шоколадка, белая шоколадка, нежная, сладкая и растворяющаяся в его руках… Вот она обнимает его своими стройными гладкими ножками, и, чуть обернувшись, он видит взметнувшиеся коленки, эти ее коленки… Есть женщины, все тело которых — сплошной соблазн… Денис коротко выругался про себя, но с радостью ощутил, что боевой дух его окреп и резко поднялся. Знакомые и родные жирафы зашевелились от его прикосновения. Оксана лежала, как всегда, тихо, ее сильно отяжелевшее за последнее время маленькое тело непослушно ворочалось под Денисом.

Переворачиваясь на спину, Денис вдруг увидел, как стоящий среди косметических флаконов, индийских божков и христианских иконок деревянный дед-оберег смотрит на него с непонятным осуждением.

— Завидуешь? — громко спросил его Денис.

Оксана проследила его взгляд и засмеялась, а он попытался подтащить ее себе на живот.

— Деня, ну ты же знаешь, я не люблю всяких этих… Что ты опять начинаешь…

— Ну да, ну да…

Денис вернулся в прежнее положение и крепко обнял Оксану.

— С благословения Господня! — сказала жена.

— И без него тоже, — добавил Денис и закрыл глаза, позволив себе снова представить, просто представить, маленькую тугую грудь той, другой, все зовущей и зовущей его.

Он почувствовал, как дрогнуло под ним тело жены, Оксана прошептала:

— Во имя Иисуса!

Через пару минут он сам с облегчением выдохнул и замотал головой. Оксана вылезла из-под него, натянула, прикрывшись простыней, пижамные штаны и пошла в ванную.

— Смотри, не усни, самое лучшее солнце пропустим…

Оксана на ходу обернулась к нему, и Денис с привычным удовольствием посмотрел на ровный профиль жены с маленьким носиком и вздернутой верхней губой. Оксана заметила его взгляд.

— Что? Вставай, Деня. Помойся, разбуди Маргошу, и пойдемте купаться. В утреннем море другая энергетика.

— Оксан! — Денис чуть приподнялся, протягивая руку к жене. — Подожди…

Оксана вернулась от двери и села рядом с ним на кровать.

— Что, милый?

— Наклонись поближе…

Оксана послушно наклонилась к Денису, и тонкая легкая прядка ее волос упала ему на лицо. Он сдунул волосы жены и прошептал, откинув простыню:

— Ты сегодня «Аминь!» забыла сказать, когда я…

Оксана не больно хлопнула ему по губам, прикрывая простыней его бедра:

— Не хулигань! Он все слышит!

— Ты уверена, что ему есть до нас дело?

Жена погладила его по щеке:

— Даже если ему все равно, он слышит, когда ты богохульствуешь, и запоминает.

— А когда я говорю неправду или ковыряю в носу, он тоже записывает себе в блокнотик?