Мефодий Буслаев. Третий всадник мрака - Дмитрий Емец

Зеркало в зеркало, с трепетным лепетом,

Я при свечах навела;

В два ряда свет – и таинственным трепетом

Чудно горят зеркала.

Страшно припомнить душой оробелою:

Там, за спиной, нет огня:

Тяжкое что-то над шеею белою

Плавает, давит меня!

Ну как уставят гробами дубовыми

Весь этот ряд между свеч!

Ну как лохматый с глазами свинцовыми

Выглянет вдруг из-за плеч!

Ленты да радуги, ярче и ярче дня:

Дух захватило в груди:

Суженый! Золото, серебро!.. Чур меня,

Чур меня – сгинь, пропади!

А.А. Фет

– Депресняк! – позвала Даф.

Ноль внимания, фунт презрения.

– Эй, гараа-аж! Ау! Депресня-я-я-як!

Опять ничего.

– Серные пробки в ушах, да? Небось слово «лопать» ты сразуслышишь!

Кот, сидевший на плече у Дафны, лениво повернул голову. Вприщуренных глазах плескало багровое пламя. К морде пристало воронье перо.Адский котик своеобразно решал вопросы с продовольствием. Хозяйка пера неуспела даже каркнуть, встретившись со своей судьбой.

– О, услышал! Ты не знаком случайно с каким-нибудь крылатымкотом, которого можно на скорую руку сдать в зоомагазин и получить за этоденьги? Я ужасно хочу что-нибудь съесть. А? Что скажешь?

Кот снова воздержался от ответа. Вместо этого он зевнул, показавзубки, которые довели бы до инсульта любого стоматолога.

– М-да, видок у тебя нетоварный! Лысый, красноглазый,кровожадный: зверушка на любителя! Массового спроса никак не ожидается! – унылопризнала Дафна и большим пальцем почесала коту подбородок.

Депресняк замурлыкал. Его мурлыканье напоминало звук,издаваемый ржавым железом, которое пилят очень тупой пилой. Когда же, неограничившись мурлыканием, Депресняк еще и мяукнул, несколько мнительныхавтолюбителей немедленно высунули носы из окон офисов, проверяя, не пора липраздновать день жестянщика.

– Ну да-да: ты совершенно прав. Я, страж света, предлагаютебе явное мошенничество. Жуть, до чего я дошла! – продолжала рассуждать Даф. –Только не делай, пожалуйста, вид, что ты возмущен. Или я намекну Эде, кудаделась мясная вырезка. Он-то считает, что забыл ее в метро. Ну что скажешь?Думаешь, я шантажистка?

Кот равнодушно шевельнул хвостом. Про вырезку он уже непомнил. Мало ли какие случаются моменты на тернистом жизненном пути. Ктопрошлое ворошит, вокруг того зеленые мухи летают.

Упомянутая беседа с котом велась на розовой, залитой солнцемПетровке, рядом с антикварным магазином. В его витрине, среди деревянных слоновродом из Индии и турецких кинжалов родом из Китая, Дафна увидела и девчонку леттринадцати или четырнадцати на вид, в короткой кожаной куртке, с рюкзачком, изкоторого торчала флейта. С ее плеча, точно облезлая горжетка, свисал кот вкомбинезоне.

Дафна приподнялась на носки и опустилась, сверяявпечатление. Ловить собственное отражение в телефонных будках, тонированныхстеклах машин, витринах, лужах и даже в очках прохожих было одной из уличных еезабав. Депресняк тем временем случайно втянул носом тополиный пух и недовольночихнул.

– Животное! – снова сказала Даф. – Ты позоришь меня сонным итощим видом! Прохожие, уверена, думают, я тебя пытаю. Скажи что-нибудь умное,Депресняк!

Кот издал скрипучий горловой звук, который можно былорасшифровать как «ну мяу!».

– И вообще, Депресняк! Есть вещи, которые меня смущают! Запоследний месяц я подросла на пару сантиметров, не меньше. Брюки определенностали короче. В Эдеме для этого потребовалась бы тысяча лет. И это в лучшемслучае, – пробормотала Даф озабоченно.

То, что она выросла, приходило ей в голову не однажды, нолишь теперь, разглядев отражение в витрине, утвердилась в этой мыслиокончательно.

Хю-хю-хю, нюня моя! Здесь не Эдем!

Внезапно рядом кто-то ехидно хихикнул. Даф повернулась, ноникого не обнаружила. Лопухоиды хилой струйкой текли по тротуару на приличномотдалении. Солнце прилипло к раскаленному небу, как блин к сковородке.Единственная тучка, довольно бэушная на вид, запуталась в троллейбусныхпроводах и рекламных перетяжках. Заподозрить в хихиканье было совершеннонекого.

Версия, что звук могла издать витрина, выгляделанеубедительно, и поэтому Даф, как здравомыслящий страж света, немедленнопредприняла несколько вещей. Первое: на всякий случай проверила, легко лиизвлекается из рюкзака флейта. Второе: быстро начертила указательным пальцем ввоздухе руну, известную как «руна доброжелательности». В случае, еслипотусторонние существа рядом отсутствовали или были не опасны, руна таяла, едвавозникнув. Однако сейчас руна повисла в воздухе дымным кольцом. Дафуспокоилась. Будь опасность серьезной, руна стала бы пунцовой. Синеватое жедымное кольцо, скорее, означало, что кому-то, кого сложно назвать другом,чего-то от нее нужно.

И, наконец, последнее, что сделала Дафна, покосилась наДепресняка. Кот намного острее чувствовал опасность. Здесь так и тянет пойти наповоду у дряхленького жанра и написать, что шерсть у кота встала дыбом. Но,увы, всей растительности на адском котике не хватило бы даже на самую скромнуюкисточку. И то пришлось бы отрезать ему усы. Зато в минуты, когда Депреснякчто-то чуял, сухая кожа на загривке собиралась гармошкой, как голенище старогосапога, крылья на спине, обычно прижатые, дыбились под комбинезоном горбом, ана переносице залегала короткая косая морщина. Вот и теперь кошачья мордасъежилась. Уши, рваные во множестве боев, прижались к голове. Поднявшаяся губаоткрыла мелкие зубы. Несколько капель кислотной слюны сорвались с синего языкаи чуть не прожгли асфальт под ногами у Даф.

Это доказывало, что рядом находится существо иного,магического мира. Больше не колеблясь, Даф настроилась на истинное зрение и,оглядевшись, увидела странное создание. Оно стояло к ней вполоборота,привалившись спиной к витрине, и улыбалось. Улыбка была противная. Она словноистекала сиропом и, ударяясь о бильярдные шары ассоциаций, почему-то заставлялавспомнить жженый сахар.

– Кто-то тут – не будем переходить на личности – рассуждал,что подрос! А ты как хотела, крошка? Нижний мир есть нижний мир. Жизнь здесьлетит стремительно, как самоубийца с балкона, – заявил незнакомец.