Условно-досрочное убийство - Алексей Макеев

Тусклый лунный свет скользнул по кирпичной стене. В его могильном мерцании зеленая слизь, покрывающая проемы между кирпичами, казалась зловещей. Несмотря на то что стены высотой не превышали двух метров, единственный источник света в виде пятисантиметровой смотровой щели под потолком не мог даже отчасти справиться со своей задачей, так что большая часть помещения совсем не освещалась. Впрочем, назвать помещением это убогое местечко, в буквальном смысле слова врытое в землю, было довольно смело. Подвалом его и то с натяжкой назовешь. Помимо низкого потолка, сырых неоштукатуренных стен и земляного пола помещение отличалось мизерными размерами: три метра в ширину и пять метров в длину. И никакой мебели. Совершенно никакой.

Тяжелый вздох заполнил неказистое помещение. В противоположном углу кто-то зашевелился, и вздох повторился. Сбоку послышалось недовольное ворчанье, которое тут же стихло. У обитателей каморки на долгое выражение возмущения попросту не хватило бы сил. Звуки шагов бредущего человека были едва различимы. О его продвижении говорили лишь слабые вскрики тех, на кого он наступал, не имея возможности видеть хоть что-то под ногами. Благо путь был недолгим. Всего-то и требовалось, что преодолеть несколько метров через немытые тела, вповалку лежащие на земляном полу. Ориентиром служил все тот же стон.

— Шурик, это ты стонешь?

— Он, он, задрал уже, — нарушил тишину грубоватый голос с акцентом.

— Тише, Влад, всеобщую порку устроить хочешь?

Тот, кто шел на стон Шурика, явно разозлился. Влад, выразивший недовольство стонами товарища, понял это и заткнулся. Обращавшийся к Шурику человек склонился над ним, слушая его дыхание. Какое-то время воздух из груди Шурика выходил относительно ровно, но вот характер дыхания изменился, и комната огласилась новым стоном. Если бы в комнате было хотя бы немного света, подошедший увидел бы на лице Шурика гримасу невыносимой боли. Но ни лампами, ни окнами каморка не была богата, поэтому о том, насколько тяжело переносит боль Шурик, склонившийся к нему человек увидеть не мог. Зато мог вообразить себе это. За долгие годы, проведенные в каморке, он много чего успел насмотреться.

— Что? Кто здесь? — с трудом разлепляя спекшиеся губы, выдохнул Шурик.

— Тихо, тихо! Не нужно волноваться. Это я, Леха. Шурик, где твоя бутылка?

Ответа не последовало. Бутылка нашлась в ногах. Леха поднял ее, потряс и, ни к кому не обращаясь, проговорил:

— Пустая!

— Он ее еще в обед выглохтал, — подал голос Влад. — Я его предупреждал, что новой порции до утра не будет, только разве меня кто слушает?

— Заткнись, Влад! — оборвал его Леха.

Он приложил руку ко лбу Шурика — кожа горела огнем. «Под сорок поднялась. Если так дело и дальше пойдет, больше суток он не протянет. Все, решено: завтра, как только появится Бультерьер, потребую антибиотики. И черт с ними, с плетьми. Смолчу, подохнем здесь все, а они новых навербуют».

— Леха, пить, — сделал попытку ухватить его за руку Шурик.

— Потерпи немного. У меня еще осталось, сейчас принесу.

Обратный путь Леха проделал быстрее. Обитатели подземелья, разбуженные разговором, затеянным в неурочное время, старались отползти, давая возможность ему одному передвигаться не по распростертым телам, а по полу. Пять шагов туда, пять обратно, и Леха снова склонился над Шуриком. Крышку с пластиковой бутылки снимать не стал, лишь слегка отвинтил. Слабая струйка коснулась потрескавшихся губ. Шурик жадно облизнул их, приоткрыл рот, ловя капли драгоценной влаги. Когда струя иссякла, он простонал:

— Еще немного!

— Все, Шурик, достаточно. До утра еще часа четыре терпеть, а в бутылке не больше трех глотков. Да и гарантии нет, что Бультерьер сразу бутылки заменит. Знаешь ведь, он и до полудня промурыжить может. — Леха плотно закрутил крышку, но возвращаться в свой угол не стал.

— Помираю я, Леха, — внезапно произнес Шурик.

— Ерунды-то не говори! Отлежишься, первый раз, что ли? — грубовато оборвал его тот.

— Нет, не выкарабкаться мне в этот раз. Чую, конец пришел. — Шурик ухватился-таки за его руку, из последних сил подтянулся, пытаясь занять сидячее положение. — Помоги сесть, Леха. Не хочу, как собака, на земле помирать.

— Ты не умрешь, — подтягивая Шурика к стене, чтобы он мог опереться на нее спиной, убеждал Леха. — Нам бы только утра дождаться. Обещаю, я заставлю эту мразь выдать нам антибиотики и больше воды. Увидишь, скоро все изменится.

— Забудь, Леха! Только проблем себе наживешь. Не даст он ни воды, ни лекарств.

— Ну нет. Дальше я терпеть его издевательства не намерен. А за меня не беспокойся, я уже все продумал, — зашептал Леха. — У меня аргументы железные, только бы Бультерьер хозяину все слово в слово передал.

— Не станет он. Сам же знаешь, он его боится до чертиков.

— Посмотрим, — возразил Леха. — А ты надежды не теряй. Прорвемся, друг!

У смотровой щели появилась тень, и тут же послышалось злобное рычание.

— Заткнетесь вы сегодня? Слышите, уже собак разбулгачили, — опасливо зашикали со всех сторон. — Нарветесь, а за вас всем от Бультерьера достанется.

Не просто так все обитатели подземной каморки называли надзирателя не иначе как Бультерьер. И не потому, что бросался на них, как собака, а потому, что поведение его предсказать было невозможно. За малейшую провинность или неповиновение он мог исполосовать любого из обитателей подвала до кровавых полос. Что выведет Бультерьера из себя в следующий раз, не знал даже он сам.

Собаки не унимались. Тихое рычание переросло в отрывистый лай. То ли друг с другом переругивались, то ли опасность учуяли. Лай разрастался, и откуда-то издалека послышался гневный окрик. На минуту он стих, и в этот момент одного из обитателей подвала начало жестоко рвать. Булькающие звуки разрывали тишину, тело сотрясали конвульсии. Собаки, учуяв это, начали носиться возле смотровой щели, роя землю, чтобы добраться до того, кто нарушил покой их хозяина. И вдруг все замерло. Собаки притихли, перестав даже скулить, обитатели подвала задержали дыхание. И лишь несчастный, обуреваемый рвотными спазмами, не мог остановиться. За железной дверью послышались шаги. Тяжеловесные, гулкие, зловещие. Дверные петли беззвучно двинулись в сторону, открывая проход, ярко освещенный электрическим светом, и на пороге выросла фигура. Это был крупный мужчина в камуфляжном облачении и в кованых армейских ботинках. В правой руке он держал тяжеловесную дубинку, знакомую каждому из находившихся здесь людей. Помимо каучуковой структуры она обладала зарядом, равным ста двадцати тысячам вольт, чем ее владелец пользовался с превеликим удовольствием. Постукивая дубинкой по свободной ладони, он несколько минут осматривал всех, а потом, медленно выговаривая слова, произнес: