Чайная роза - Дженнифер Доннелли

Уайтчеплская проститутка Полли Николс испытывала горячую благодарность к джину. Джин помогал ей. Заботился о ней. Избавлял от чувства голода и ломоты в костях. Лечил испорченные зубы и притуплял режущую боль, которую она испытывала при каждом мочеиспускании. Успокаивал. Снимал тревогу. И позволял чувствовать себя лучше всех на свете.

Пьяно покачиваясь в темном переулке, она поднесла к губам бутылку и сделала глоток. Алкоголь жег как огонь. Она закашлялась, разжала руку и выругалась, когда бутылка разбилась вдребезги.

Вдалеке дважды пробили часы церкви Христа, но раскатистое эхо быстро утонуло в сгущавшемся тумане. Полли сунула руку в карман пальто и нащупала несколько монет. Два часа назад она сидела в кухне ночлежки на Троул-стрит без гроша в кармане. Там ее засек служащий хозяина, потребовал свои четыре пенса, а когда она не смогла заплатить, стал гнать на улицу. Полли начала кричать, ругаться и велела сохранить за ней койку. Он получит свои деньги. За день она заработает и пропьет в три раза больше.

— И я их заработала, ублюдок, — пробормотала она. — Что я говорила? Получишь ты свои вшивые четыре пенса и пинок под зад в придачу.

Она нашла свои деньги и джин в штанах одинокого пьяницы, выписывавшего кренделя на Уайтчепл-роуд. Его пришлось слегка расшевелить. Сорок два года красоты женщине не прибавляют. Плюс отсутствие двух передних зубов, а вместо носа — свиной пятачок с расплющенной переносицей боксера. Но пышная упругая грудь сделала свое дело; один взгляд на нее заставил клиента решиться. Правда, для начала Полли потребовалось приложиться к его бутылке; она знала, что глоток джина притупит боль в горле и отобьет запах пива и лука, которым разило от пьяницы. Выпив, Полли расстегнула лифчик, а когда мужчина ухватился за ее грудь, сунула бутылку к себе в карман. Он двигался медленно и неловко, и Полли с облегчением перевела дух, когда клиент наконец отстранился и заковылял дальше.

«О боже, нет ничего лучше джина», — с улыбкой подумала женщина, радуясь своей удаче. Чувствовать в руках вес бутылки, прижиматься губами к стеклянному горлышку, ощущать, как по гортани течет обжигающая жидкость… Ничто не может с этим сравниться. К тому же бутылка была почти полной. Глоток на три пенни — не в счет. Но когда Полли поняла, что захочет еще, ее улыбка потускнела. Она пила весь день и знала, что будет, когда действие алкоголя закончится. Тошнота, дрожь, а самое худшее — видения. Жуткие рожи, которые скалились и ухмылялись ей из трещин в стенах ночлежки.

Полли облизала правую ладонь и пригладила волосы. Потом занялась лифчиком; пальцы неловко возились с грязными тесемками, завязывая узел. С трудом застегнув блузку, она выбралась из переулка и пошла по Бакс-роу, напевая себе под нос хриплым, пропитым голосом:

На углу Бакс-роу и Брэди-стрит Полли внезапно остановилась. В глазах зарябило. В ушах раздался странный низкий звон, похожий на жужжание насекомого.

— Вот что делает с людьми спиртное, — пробормотала она и вытянула руки вперед. Пальцы дрожали. Женщина застегнула верхнюю пуговицу пальто, опустила голову, прибавила шагу, мечтая о новом глотке джина, и чуть не столкнулась с человеком, стоявшим в нескольких футах от нее.

— Тьфу, чтоб тебе! — воскликнула она. — Откуда ты взялся?

Мужчина посмотрел на нее.

— Ну что, пошли? — спросил он.

— Нет, начальник, не пойду. Я не в том состоянии. Спокойной ночи.

Она хотела уйти, но мужчина схватил ее за запястье. Полли повернулась к нему, занесла свободную руку и только тут увидела шиллинг, зажатый между большим и указательным пальцем незнакомца.

— Ну, это совсем другое дело, правда? — сказала она. Этот шиллинг плюс четыре уже заработанных пенса позволят ей не только купить бутылку, но и оплатить три дня пребывания в ночлежке. Чувствовала себя Полли скверно, но соблазн был слишком велик.

Полли и ее клиент молча возвращались туда, откуда она только что пришла, оставляя позади полуразрушенные домики и высокие кирпичные склады. Походка у мужчины была решительная, и Полли с трудом поспевала за ним. Подняв взгляд, она заметила, что клиент хорошо одет. Может быть, даже при часах. Когда придет время, нужно будет порыться в его карманах… Клиент резко остановился в конце Бакс-роу, у дверей конюшни.

— Не здесь, — сморщив нос, возразила Полли. — В мастерской металлоремонта… чуть подальше…

— Нет, здесь, — ответил мужчина, протолкнув ее через два листа ржавого железа, скрепленных цепочкой и амбарным замком; эти листы заменяли конюшне дверь.

В сгустившейся темноте лицо незнакомца странно засияло; мертвенная бледность подчеркивала холодные черные глаза. Заглянув в них, Полли почувствовала приступ тошноты. «О боже, — молча взмолилась она, — только не здесь. И не сейчас. Это ведь целый шиллинг…» Она заставила себя дышать глубже, надеясь, что тошнота пройдет. При этом женщина ощутила сладковатый запах макассарского масла и чего-то еще… чего же? Чая. Чая, черт бы его побрал.

— Ну что, приступим? — Полли подняла юбки, с опаской глядя на клиента.

Глаза мужчины блестели, как пруды черного масла.

— Грязная сука, — сказал он.

— Лапочка, не надо про грязь. Я слегка тороплюсь. Тебе помочь? Полли потянулась к нему, но мужчина отбросил ее руку в сторону.

— Ты действительно думала, что сможешь спрятаться от меня?

— Эй, что ты собираешься… — Фраза осталась неоконченной. Мужчина без предупреждения схватил Полли за горло и прижал к двери. — Отстань! — отбиваясь, крикнула она. — Отпусти!

Его хватка усилилась.

— Ты бросила нас. — В глазах незнакомца засверкала ненависть. — Бросила на съедение крысам.

— Пожалуйста! — хрипло взмолилась Полли. — Пожалуйста, не трогайте меня. Клянусь, я не знаю никаких крыс… Я…

— Лжешь!

Полли не заметила, откуда взялся нож. Когда клинок вонзился в ее живот и повернулся, она и вскрикнуть не успела. Только непонимающим взглядом посмотрела на лезвие и широко открыла рот. Потом медленно и осторожно приложила к ране пальцы, тут же ставшие багровыми.

Она подняла глаза и издала душераздирающий визг, увидев лицо сумасшедшего. Он поднял нож и ударил женщину в горло. Колени Полли подогнулись, на нее со всех сторон опустилась темнота, окутала и потащила а плотный удушливый туман, который был глубже Темзы, чернее лондонской ночи и всасывал ее душу, как водоворот.