Товарищ Халков - Виталий Сергеевич Останин

Виталий Останин

Товарищ Халков

Пролог

Принято считать, что на смерти все и заканчивается.

Как мне объяснили немного позже — это не всегда так.

Когда я вписался за девчонку, то не рассчитывал, что это моя последняя драка в жизни. Противников всего трое, а я, пусть и постаревший, но по-прежнему опасный волкодав. Ничего не предвещало, так сказать.

Даже огнестрел — куда катится страна, а? — не сделал троицу молодых отморозков более опасными противниками. Я вырвал его, отщелкнул магазин и автоматическим движением передернул затвор, выбрасывая патрон из патронника. И тогда занялся неудачливыми грабителями всерьез.

А вот удар ножом пропустил. От девчонки. Я же ее спасал, нет? А зареванная дрянь оказалась подельницей бандитов.

Перепуганные содеянным, они оставили меня в переулке, куда я сам с дуру полез. Разбежались. Понятное дело — убийство, это вам не гопстоп. Это страшно. Когда первый раз отнимаешь жизнь, вся твоя рушится.

Но я не умер. Кровопотеря была серьезной, но жизненно важные органы, как я оценивал, задеты не были. Опираясь на стену, я поднялся с холодного асфальта. Так же, пачкая кровавыми отпечатками ладоней давно не крашенную стену дома, двинулся к выходу. Там ходили люди, там раненый старик может попросить о помощи.

Едва я выбрался на широкую улицу, меня сбил автобус.

От судьбы не уйдешь, думал я, лежа на проезжей части, куда меня откинуло столкновение с общественным транспортом. Она посылает тебе троицу, точнее четверку грабителей, а ты все никак не хочешь помирать. Тогда держи автобус, у которого тормоза отказали, а он, уходя от столкновения, выскочил на тротуар.

— Пусто же было! — будет потом говорить водитель полиции и врачам. — Чертов старик выскочил, как чертик из коробочки!

А чертовому старику, то есть мне, будет уже плевать. Он тихонечко раствориться в великом ничто. Из праха созданный, в прах…

— Это не обязательно, вообще-то. — заметил чей-то голос.

Недоуменно нахмурившись, я повернулся и увидел человека моего, примерно, возраста, одетого в черный костюм без галстука. Седоватый, с добродушным лицом. Что примечательно, ни автобуса, ни оживленной улицы вокруг не было. Вообще ничего не было. Только я, в своем совершенно не изувеченном теле, и этот старик.

— Ты кто?

— Ох, Вениамин. На этот вопрос будет довольно сложно ответить… Начнем с того, что ты умер.

— А ты вроде апостола Петра, что ли?

— А ты вроде не верующий? — прищурился он со смешинкой.

— Но образованный. — парировал я.

— Туше. И, нет, я не апостол Петр. Хотя, если тебе удобнее, можешь меня так называть.

— Так кто ты тогда?

— А это важно?

Разговор выходил дурацким. В жизни я бы уже развернулся и ушел — терпеть не могу собеседников, которые виляют и уходят от вопросов. Но тут, как бы, выбора не было. Я умер. И куда мне было идти?

— Все дороги открыты. — заявил «апостол Петр».

Отлично, он еще и мысли читает.

— Слушай… Ты, наверное, мой посмертный бред, да? Мозг умирает, крутит последние картинки. Когда отключиться, все это, в том числе мы с тобой, исчезнет.

— А ты бы этого хотел?

Я задумался. Хотел ли я просто исчезнуть? Перестать быть? Однозначно, нет! Но и на облачке с арфой сидеть не хотелось.

— Есть варианты? — уточнил у небесного привратника.

— Знаешь, вот что забавно. Когда дело доходит до последнего предела, атеисты куда-то исчезают. И все, ну, почти все, спрашивают про варианты.

— Кто же откажется от продолжения бытия…

— Ну, а чего тогда при жизни такие хмурые ходите? Когда я умру — ничего не будет! — процитировал он основной тезис материалистического подхода. — Ты выбираешь ничего?

— А я выбираю?

Черт возьми, вот уже и я вопросами на вопросы отвечаю. Впрочем, чего удивляться. С кем поведешься…

— Конечно. Затем ты и здесь. Выбрать. Можно получить по вере своей, а можно пойти дальше. Ты готов идти дальше?

— Куда?

— Вениамин. — собеседник произнес мое имя с явным укором. — Вселенная бесконечна, многомерна и многовариантна. Любой путь, который ты способен представить — существуешь. Даже это дурацкое посмертие у скандинавов — постоянные драки, и возрождающийся для последующего сжирания кабан. Как по мне — скукота. Но ты можешь выбрать и его.

— Погоди. — я запнулся. — Ты говоришь о том, что я должен выбрать свой вариант загробной жизни?

Кабан и драки с викингами, так-то, не самый плохой вариант.

— Нет, балда. Я говорю про перерождение. Колесо Сансары — слышал. Довольно схожая модель, хоть и не без недостатков. Умираешь — и снова возрождаешься. Можно на своей Земле, можно на одной из ее бесконечных вариаций. Одно ограничение — в прошлое не попадешь. Оно прошло. А то я вижу уже по глазам, как они заблестели. Заявиться к Сталину, рассказать, как страну просрали и поведать, как ее можно спасти.

И ничего такого я не думал! Ну, может немножко. А кто бы не задумался о подобном варианте? Только, я бы раньше зашел, до второй мировой.

— И все люди после смерти так? — спросил я.

— Почти. Небольшое количество уходит дальше, но ты не из их числа. Совершеннейшим отморозкам вообще ничего не предлагается… Хм, ладно. Тьму и забвение ты не хочешь, с этим разобрались. Куда тогда? Обратно в родной мир? Могу предложить отличную семью, по Мере твоих поступков предыдущей жизни, ты вполне можешь родиться в богатстве и любви. Россия или другая страна? Скажем, южную, у моря?

Несмотря на зашкаливающий уровень бреда этого разговора, я вдруг отчетливо понял, что обратно не хочу. Той стране, которой я служил, и которую любил, больше нет. Вместо нее другая. Не сказать, что лучше или хуже — просто другая. Не моя. Я так и не научился жить в ее системе ценностей, ведь воспитывался в другой. И Америки с тропическими странами и богатыми родителями, меня тоже не устраивали. Если уж тебе предлагают выбор.

— А скажи мне, Петр… Да, я понял уже, что ты не ангел, а нечто вроде великого распределителя. Но надо же тебя как-то называть. Так вот, скажи мне. Если Вселенная многомерна и многовариантна, то не найдется ли в ней такого мира, в котором бы Советский Союз не распался в конце двадцатого века.

— Я, кажется, уже говорил тебе, что в прошлое не отправиться. — с некоторой досадой произнес собеседник.

— Не-не-не, я не про это! Пусть будет настоящее. Но — вариант истории, в которой СССР