Замок целителей - Виктория Хенли

Моим родителям — Тиму и Ани

Маэва опустилась на узкую скамейку в дальней комнате бани лорда Индола. Жесткие доски не могли принести отдыха усталому телу, однако она получила возможность хотя бы несколько мгновений не стоять на ногах. Она принялась смотреть на парок, поднимавшийся над огромной чугунной плитой, на которой уместилось пятьдесят огромных чайников.

В двери появилась коренастая фигура Орло, громким криком потребовавшего еще горячей воды. Но когда это Орло не кричал? Маэва привыкла к его воплям, как к плеску воды и шипению чайников. Орло не был жесток с ней; он даже отворачивался, когда Маэва украдкой выбиралась в декоративный дворик — в солнечный уголок за высокими растениями в горшках — подальше от гостей лорда Индола. Гости эти могли на здоровье восхищаться фонтаном — вырезанной из камня рыбой, из которой била струя, падавшая в чистый бассейн, выложенный розовой и красной плиткой, — однако Маэва полагала, что золотой восход являет собой более прекрасное зрелище. Мать говорила ей, что без солнечного света она толком не вырастет — как и многие состоявшие при бане рабы. Быть может, в солнечных лучах действительно таилось какое-то волшебство; не слишком-то рослая Маэва была сложена отлично — как ей каждый день твердили мужчины. Она пыталась укрыться от их взглядов, прячась под мрачными длинными рубахами и рваными шалями, однако на нее все равно обращали внимание.

— Маэва! — крикнул Орло. — Высокий лорд ждет тебя в угловой палате.

Маэва поникла. Она прикоснулась к своей влажной рубахе. Лорд. С дамами было проще; они нередко проявляли доброту к ней и хвалили, когда она натирала их спины ароматными маслами. Лорды говорили всякие непристойности и жалели, что не могут встретиться с ней среди сентесанок.

Поправив на голове уродливую косынку, из-под которой все равно выбивались волосы, Маэва устремила свои босые ноги в отделение для гостей. Здесь гранитный пол согревали подземные очаги — гости лорда Индола не должны были ощутить холод. Стены здесь выложены цветными плитками в тон огромным ваннам для купания. В дальнем конце отделения для гостей, за ваннами, располагались номера, в которых лорды и леди могли при желании получить массаж. Маэва подумала, не окажется ли знакомым ожидающий ее лорд.

Единственная лампа освещала гостя, бедра которого прикрывала принятая в бане шелковая повязка. Тело его, замершее на мягком столе, напомнило Маэве ящериц, иногда заползавших из-за стен во двор замка. Ящерицы застывали, сливаясь со стеной в единое целое; а потом неуловимым движением хватали какое-нибудь насекомое. Она подумала, что движения этого человека окажутся столь же быстрыми.

Маэва затаила дыхание.

— Добрый вечер, господин, — сказала она. — Меня зовут Маэва, я пришла, чтобы услужить вам.

Лорд приподнялся на локте.

— Маэва. — На нее посмотрели стальные глаза. — И что же делает в банном доме неклейменная девка?

Рожденная рабыней, Маэва не знала, почему на лице ее нет шрамов, которые по закону полагалось наносить на раба еще в пятилетнем возрасте. Столько лет она боялась, что ее вызовут пред очи господина, лорда Индола, боялась, что придет день ее клеймения, как приходил он к каждому из прислуживавших в бане детей. Боялась патриера лорда Индола — острого, как бритва, обоюдоострого ножа знатного человека. У всех простых рабов в Сливии было по порезу на каждой щеке и посреди лба. Полумесяцы на скулах служили личным знаком лорда Индола. Шрамы, служившие знаком мастерства, располагались ближе к ушам или у основания шеи: трезубцем метили поваров; несколько пересекающихся линий означали ткачиху; банной массажистке полагалось пять надрезов.

Сколько она помнила себя, лорд Индол вызывал ее два раза в год, однако ни разу не прикоснулся к ней ножом. Он только спрашивал пронзительным голосом, знает ли она имя собственного отца, и внимательно следил за лицом Маэвы, когда та говорила — нет. Мать Маэвы, некогда носившая имя Лила Прекрасная, была рождена знатной дамой, однако ее отец, лорд Эринг, продал свою дочь в рабство. По какой причине? Он обещал ее руку благородному и воинственному сливиту, однако Лила полюбила другого человека и отказалась назвать его имя.

Обыкновенно лишь знать и свободные простолюдины сохраняли природную гладкость лица. Однако девочкам-рабыням, сулившим сделаться красивыми, иногда позволяли встретить свой пятый день рождения без порезов на лице. Если они действительно вырастали красивыми, то в свой пятнадцатый день рождения получали шрамы сентесанок: два кольца вокруг каждого запястья — неснимаемые браслеты, обрекавшие своих хозяек на незавидную участь. Хозяин Маэвы, лорд Индол, не пометил ее ни одним шрамом, и девушка все время боялась, что он отдаст ее в сентесан.

«Мне уже семнадцать лет, и я еще не ношу шрамов». Лорд Индол никогда не проверял ее способностей, он не посылал Маэву учиться на кухне, в сады или швейные мастерские, где работала ее мать, никогда не говорил, какую судьбу готовит ей. Когда однажды она спросила у Орло, раба, возвысившегося до начальства над всей баней, почему до сих пор не имеет метки, он ответил, что не знает этого. Маэва была довольна, что служит под началом Орло, а не ведавших домом матрон, которые завидовали ее гладкой коже и охотно порезали бы ее собственными руками. К счастью, право носить патриеры имели только лорды.

И вот теперь человек, чьего имени она не знала, смотрел на нее так, словно она наполовину принадлежала ему. Мысленно пожелав, чтобы он закрыл свой рот и глаза, Маэва проговорила:

— Лорд Индол считает, что я пригодна для работы в бане.

— Какой очаровательный у тебя голос. Ты поешь?

— Нет, господин. — Маэве оставалось надеяться, что он не расслышит в ее голосе лжи.

Лорд перевел взгляд на свой патриер, лежавший на полочке возле стола. Из всего оружия в баню дозволялось вносить только патриеры, знак привилегии лордов. Но пользоваться им в бане не разрешалось. В лицо Маэвы бросилась кровь. Почему же он так смотрит на нее? Ей следовало хоть что-то сказать ему, Орло научил ее сотне отвлекающих фраз. Однако она безмолвно ждала, и улыбка на лице лорда поблекла.

— Тебя прислали растереть мне спину. Приступай, — сказал он, поворачиваясь на живот и подставляя свою широкую спину.

Окунув ладони в надушенное ароматами масло, Маэва опустила их на спину незнакомца. И как только она сделала это, ей показалось, что она провалилась в холодную серую трясину.

Руки ее могли много сказать о тех людях, к которым она прикасалась. Ладони начинало покалывать, и она знала. Она знала, что за улыбкой леди Лорин таится великий страх, знала, что лорд Мечи — вовсе не щедрый покровитель искусств, каким хочет казаться. Когда ладони впервые открыли ей путь в чужой разум, она испугалась и разволновалась. Однако ей пришлось смириться с собственным знанием: оно помогало ей избегать неприятностей. Что ей с того, что леди Лорин прячет страх за улыбкой, а лорд Мечи на самом деле бедняк?