Рыцарь Слова - Терри Брукс

Джиму Симонсону, Лаури Джегер, Ларри Грилла и Молли Тримэйн — хорошим друзьям и великолепным соседям.

Он стоит на холме в южной части города, глядя на побоище. Длинная серая лента разбитого шоссе струится вдаль через зеленый простор лесов и обрывается там, где начинаются руины. Скелеты небоскребов из стекла и стали вспыхивают огнем, языки пламени вырываются из плотной стены тумана над горизонтом, окутанном тучами. Дым образует длинные, толстые спирали, от которых воздух наполняется пеплом и сажей. Даже на таком расстоянии он слышит треск огня и чувствует зловоние.

То, что железобетонные здания способны в считанные секунды сгорать дотла, озадачивает. Кажется, они вовсе не должны гореть и разрушаться под воздействием бурильных молотков и стенобитных орудий. В этом пост-апокалиптическом мире изломанных жизней и умирающих надежд уж здания-то должны быть вечными, как само время.

Но он видит, как огромные секции стен рушатся, пожираемые огнем.

Идет нескончаемый дождь, капли надоедливо падают на лицо. Он моргает сквозь потоки воды, стараясь лучше рассмотреть, что же происходит. Он еще помнит, как прекрасен был Сиэтл. Но это осталось в иной жизни, когда еще имелся шанс изменить будущее, а его называли Рыцарем Слова.

Джон Росс на минуту закрывает глаза, прислушиваясь к стонам раненых и умирающих. Резня длится уже шесть часов, с тех пор как в лучах разгорающегося рассвета рухнула наружная защита. Демоны и прежде-люди пробились сквозь нее, и последние защитные бастионы свободного человечества рухнули. По всей ширине высокого моста, соединяющего восточную и западную части города, противники бьются не на жизнь, а на смерть. Маленькие фигурки падают с высоты, безумно вращаясь в пламени, и жизнь покидает их. Автоматы стреляют без остановки.

Защитники будут яростно сражаться до глубокой ночи, но исход битвы все равно предрешен. К завтрашнему дню победители начнут строить загоны для рабов. И еще через день побежденные узнают, каково это: жизнь хуже смерти.

А на окраинах города, где шоссе петляет между зданиями Дуварниш-ривер, уже появляются пожиратели. Они вырастают, как грибы после дождя, посреди резни, поглотившей город. Жертвы убегают, а охотники преследуют их, и рядом с ними появляются пожиратели. Они подобны стервятникам и жируют на людях, дочиста обгладывая кости человеческих эмоций и разрушенных жизней. Пожиратели — творения Пустоты: загадочная часть равенства, которое определяет баланс всех вещей и требует ответственности за поведение людей. Никого не минует чаша сия. Когда безумие выходит из берегов, и на поверхность всплывают самые мрачные вещи — пожиратели тут как тут.

Вот и сейчас это происходит, думает он, наблюдая за схваткой на окраине города. Невидимые и неизвестные, необъяснимые в своей постоянной готовности, они всегда здесь. Он видит, как пожиратели прорываются к бойцам в передних шеренгах, съедая сильнейшие эмоции, порождаемые борьбой за жизнь, инстинктивно реагируя на импульсы, что вызывают их. Они сами — сила природы и часть естественного закона. Росс ненавидит их за то, что они есть, но понимает: они тоже необходимы.

В центре горящего города что-то взрывается, и здание распадается на груду каменных обломков и железной арматуры. Он мог бы обернуться, посмотреть на юг и увидеть только зелень холмов и серебро озер; лишь над снежным величием горы Ренье разнесся бы звук. Но он не станет этого делать. Он будет наблюдать за страшным зрелищем до конца.

Внезапно он замечает окружающих его людей. Пожалуй, их несколько десятков, скопившихся под серым небом, оборванных, с пустыми взглядами. Их лица мокры от дождя и грязны от пепла. Они глядят на него, словно чего-то ждут. Росс не знает, чего именно. Он ведь больше не Рыцарь Слова. Он обычный человек. Стоит, опираясь на черную, покрытую рунами трость, бывшую некогда символом службы и источником его силы. Чего они ждут?

Появляется старик в лохмотьях, шатающийся и худой как скелет.

Он поднимает сухую, словно щепка, руку, и указует на него обвинительным жестом.

— Я тебя знаю, — говорит он хриплым голосом.

Росс отрицательно качает головой, чувствуя себя сконфуженным.

— Я тебя знаю, — повторяет старик. Он лысый, с белой, как снег, бородой, лицо испещрено морщинами от возраста и непогоды, а странного молочного цвета глаза расфокусированы.

— Я был там, когда ты убил его, много лет назад.

Кого убил? Росс не может заставить себя произнести ни слова, он только открывает и закрывает рот, осознавая, что остальные оборванцы не сводят с него глаз, слушая речь старика.

Старик склоняет голову, открывает беззубую пасть и тихо смеется — смех его высокий, зловещий. Этими простыми звуками он себя раскрывает. Он просто не в себе — не псих, не душевнобольной, а так, нечто неопределенное. Живет в потоке между двумя мирами, движется из одного в другой — гонимый ветром листок, не знающий судьбы своей.

— Волшебника! — бросает старик, и его голос взламывает шорох дождя. — Волшебника Страны Оз! Именно ты убил его! Я видел тебя! Там, во дворце, куда он пришел, в Изумрудном Городе, в тени Железного Дровосека! Ты убил Волшебника! Ты убил его! Ты!

Морщинистое лицо кривится, и свет в белесых глазах гаснет. Они набухают слезами. Слезы струятся по дряхлым щекам. Он шепчет:

— О, Боже мой, это был конец всего!

И тогда Росс вспоминает. Отрывистые, жгучие воспоминания, казалось, похороненные навсегда. И он с леденящей душу уверенностью понимает: старик сказал правду.

Джон Росс открывает глаза в темноте, разбавленной уличными фонарями, и позволяет памяти сна исчезнуть навсегда. Где стоял старик, раз он мог все это увидеть? Росс качает головой. Время воспоминаний, а также вопросов, которые они вызывают, пришло и ушло.

Он стоит в тени здания, что задним фасадом расположено у Оксидентал-парк в центре Пионер-сквер. Его дыхание учащается, и он силится глотнуть прохладного ночного воздуха осени, дабы унять боль в обожженных легких. Он проделал путь всего в несколько кварталов от Музея Искусств Сиэтла, из центра его деловой части. Он хромой и не может бегать, как нормальные люди, и опирается на черную трость из грецкого ореха, чтобы удержаться на ногах. Гнев и отчаяние переполнили его, когда отказали мышцы. Калека телом, умом и душой, отшельник, ищущий свою келью, он вернулся домой умирать, ибо смерть — все, что ему осталось.

Тенистые деревья парка образовали небольшие рощицы, поднимаясь над булыжной и бетонной мостовой, над кирпичными дорожками и тротуарами, накрывая тенью скамейки и урны для мусора, а также спящих на улице бродяг и бездомных. Некоторые смотрят на него, когда он отталкивается от кирпичной стены и оказывается среди них. Кое-кто медлит, прежде чем убраться прочь. На его лицо просто страшно смотреть — оно все в крови и в шрамах, одежда висит, как на пугале. Кровь струится из глубоких ран на плече и груди, несколько ребер сломано. У него внешность человека, явившегося прямиком из ада, но, говоря по правде, он как раз туда и направляется.