Игра слов - Дмитрий Лекух

Просьба относиться к данному тексту исключительно как к литературному произведению, все герои которого, включая автора, являются абсолютно вымышленными персонажами.

Автор

Игорю Афонину, Володе Вещевайлову, Тане, Оле, Эдику Прониловеру, Володе Меламедову, Любе, Гале и остальным

За такие каламбуры Рожу мажут калом бурым.

Надпись на стене буфета Центрального дома литератора.

Цитируется по памяти из начала 1980-х.

…Если в словах нет музыки – они кажутся мертвыми.

Да нет, не кажутся.

Являются.

Хорошо еще, что убить музыку в игре слов фактически нереально. Просто такова ее, музыки, природа: живучесть, как приоритет, словно у уносящей в дальний поход уютно дремлющую ядерную смерть тяжелой атомной субмарины.

Умирать которой по уставу, конечно, положено.

Но только после того, как последняя ракета с непростой по этой жизни, разделяющейся боеголовкой, отправится на последнее свидание – с пока еще живым и сонным человеческим поселением.

…А поет Дашка – по-прежнему – замечательно.

Голос – живой, текучий.

Прибалтийский какой-то.

Как вода.

Только не та кастрированная жидкость, которая протекает по одряхлевшему от времени столичному водопроводу.

А та, что еще умеет касаться прохладными кончиками пальцев серебристых рыбьих боков и играть зеленью водорослей среди тяжелых, мшистых камней на каких-нибудь северокарельских порогах, не омраченных смрадными выхлопами нашей с вами цивилизации.

Такие дела.

Так плачет закат о рассвете,

Так плачет стрела без цели,

Так песок раскаленный плачет

О прохладной красе камелий…

…Может, думаю, – тоже поплакать?

А зачем?!

У нас у всех пока вроде бы все хорошо.

Ну, по крайней мере, – нормально.

Уровнево.

Так, как и должно было быть. Нет, разумеется, не так, как когда-то задумывали, как мечтали.

Но – совсем не плохо.

Не хуже, чем у людей…

Так прощается с жизнью птица

Под угрозой змеиного жала…

…Шершавая, грубая ткань потрепанной серой джинсовой куртки небрежно касается белого туловища рояля. Узкие, с умопомрачительным подъемом, маленькие аристократические ступни длинных, немного по-щенячьи голенастых ног, скрыты в пыльных светлых кроссовках, выглядящих на удивление уместно на блестящем, бликующем под лучами красноватого вечернего солнца, наборном дубовом паркете.

Пышная русая грива разбросана по узким, сильным плечам в намеренном «художественном» беспорядке.

Короче, – все как и в те, «ранешние» времена.

Только кожаный «хайратник» почему-то отсутствует: то ли не нашла, то ли так и было задумано.

И, увы, – гитары в руках – тоже нет.

Переодеться-то легко.

А вот для того, чтобы играть по-настоящему, – так, как почти четверть века назад, – надо работать постоянно, по нескольку раз в день. А Дашке, насколько я понимаю, совершенно не хочется на эту тему заморачиваться, так уж сложилось.

Да и не очень-то и удобно это делать стареющей сорокалетней девушке с длинными, ухоженными стараниями личной маникюрши, ногтями. Пребывающей в решающей стадии седьмого, если я не ошибаюсь, развода – с очередным «тупым и жирным нефтяником».

Поэтому и рояль вместо гитары.

И – Андрюха в качестве аккомпаниатора.

Человек, который совершенно точно смог бы и ноктюрн сыграть на флейте водосточных труб.

А что?!

Он вообще на чем угодно играет.

Ему пофиг.

Даже странно, что он так и не стал настоящей рок-н-рольной или, скажем, джазовой звездой, перебиваясь по этой жизни скудным и не самым простым черствым хлебом сессионного музыканта «по вызову».

А ведь – мог.

Кто только его к себе не звал, перечислять замучаешься.

Даже через меня, бывало, удочки закидывали.

Не хочет.

Такой уж человек.

Но мне бы все одно хотелось послушать несколько другой аккомпанемент: песня-то – ее, Дашкина.

В смысле – музыка ее.

Стихи в данном случае – Лорки. В переводе Цветаевой, если мне склероз не изменяет.

Тупо лень проверять.

Своих стихов она, к счастью, никогда не писала.

Нормальный, в сущности, человек…

Так прощается с жизнью птица

Под угрозой змеиного жала…

Снова взлетает рефрен и тут же рассыпается мелким, дробным раскатом, дрожащим тремоло, оброненной случайно на паркет связкой колокольчиков, почти что – испанскими кастаньетами:

О, гитара!

Бедная жертва

Пяти проворных кинжалов…

…Кто-то из парней в зале неуверенно хлопает в ладоши, и сидящая рядом со мной жена – невольно морщится, после чего делает небольшой глоток из огромного бокала с тягучей, солнечной испанской «Риохой» и тянется через весь стол за небрежно брошенными на его край сигаретами.

У Машки – отличный вкус.

Эта Дашкина песня – не для аплодисментов…

…Все правильно, думаю, Дашка.

Все правильно.

Так нам всем и надо.

Типа, – и поделом…

…Мне всегда нравилось, как Игорь читал стихи: глуховатым, треснутым голосом, без надрыва, хотя и с чудовищным внутренним напрягом.

Еще мгновение – и взорвется.

Работающий паровой котел когда-нибудь видели?

Ага…

…Тянется, тянется долгая нить

Жизни моей половина иль треть…

Впрочем, перебирая сейчас старые подборки своих и чужих, древних и неуклюжих стихотворений, я начинаю с ужасом понимать, что именно эта нарочитая монотонность там и работала.

И – ничего больше.

Вовсе не стоит кого-то винить,

Стоит в открытое небо смотреть.

Как прием, подчеркивающий какую-то иную, совершенно дикую и не совсем человеческую, внутреннюю энергетику, вызванную, правда, скорее личной харизмой Игоря, чем банальным качеством текста.

Сами стихи были, – пусть немного и по-щенячьи – талантливы.

И даже очень.