Тигриные глаза - Ширли Конран

Эта книга посвящается Мэри Хафт, которая знает, что в жизни является самым важным

В чайном зале русского ресторана вдруг наступила тревожная тишина. Официанты застыли на месте. Резко смолк небольшой казачий оркестр. Элегантно одетые посетители замерли и прислушались.

Ночное небо за окнами осветилось разноцветными вспышками. В ресторан ворвались пронзительные крики уличной толпы, шипение взмывающих вверх ракет на заснеженной улице, властное завывание полицейских сирен и настойчивые гудки автомобильных клаксонов.

Затем все заглушил колокольный звон, записанный на пленку и многократно усиленный динамиками. И по всему Нью-Йорку разнеслись возгласы: «С Новым годом!» Так шумно приветствовали жители города наступивший 1992-й.

Официант, облаченный в темно-зеленую казачью гимнастерку и шаровары, заправленные в малиновые сапоги, подлил шампанского в бокал Плам. Когда она приподняла его, одна из узеньких бретелек ее мини-платья из золотистого шифона соскользнула с плеча. Сидевший напротив Вриз Рассел бросил на жену предостерегающий взгляд чистых голубых глаз и едва заметно покачал головой. Плам, обычно сдержанная, фыркнула — это было их семейной игрой.

Они сидели за праздничным столом, уставленным десертом. Бриз заглянул в большие фиалковые глаза жены, опушенные длинными черными ресницами. В свои тридцать шесть лет она была так же молода и свежа, как и прежде. Плам приложила немало усилий, чтобы выглядеть великолепно этим вечером. Она мобилизовала всю свою внутреннюю энергию, которая словно бы подсвечивала ее матовую кожу, прибавляла привлекательности вздернутому носику и красиво очерченным ярким губам. Плам по-прежнему притягивала Бриза.

Она с вызовом подняла свой бокал, тряхнула непослушной рыжей копной волос и улыбнулась мужу.

— С Новым годом, дорогой, — сказала она, подумав с облегчением, что этот праздничный вечер скоро закончится. В канун Нового года она всегда ощущала беспокойство. Всякий раз, когда жизнь начинала складываться самым чудесным образом, обязательно приключалось что-нибудь такое, что изменяло ее к худшему, и обычно это случалось под Новый год. Потом, когда бывало уже поздно, Плам начинала понимать, что, будь она чуть прозорливее, катастрофы можно было бы избежать. Но она не обладала волшебным даром предвидения и не могла отводить удары судьбы.

Однако на этот раз, кажется, ничего зловещего не намечалось. Напротив, ближайшее будущее представлялось Плам, как никогда, светлым. Она направлялась из Лондона в Австралию, в Сидней, на выставку собственных картин. Бриз, который был еще и ее агентом, предложил сделать остановку в Нью-Йорке, чтобы встретиться с владельцем картинной галереи Певенски, выразившим желание выставить здесь ее картины. Они решили превратить поездку в семейное рождественское развлечение и взяли с собой двоих сыновей Плам, которые в данный момент встречали Новый год за городом.

Бриз оглядел сидящих за столом гостей: русоволосая искрометная Дженни с замысловатой прической на голове, подруга Плам еще со времен колледжа; журналист Лео, пописывающий статейки о художниках для «Новых перспектив» и очаровывающий женщин, хотя никто не мог бы сказать, чем и как. Круглолицый и пышущий здоровьем Лео носил старомодные очки и к концу вечера мог, например, оказаться любовником Дженни. Некогда роскошные белокурые волосы Лео заметно поредели, и к тридцати четырем годам на макушке у него появилась лысина. Однако он не страдал от этого и всегда пребывал в веселом расположении духа, демонстрируя обаятельную улыбку и готовность к сопереживанию. Женщины в его обществе чувствовали себя в безопасности и нередко удивлялись, когда обнаруживали его в своих постелях.

Встретившись взглядом с Лео, Бриз поднял бокал. — Я хочу предложить тост за моих лучших американских клиентов — Сюзанну и Виктора!

Скромно потупив взор, Сюзанна тем не менее одарила Бриза одной из своих очаровательных улыбок. Весь вечер она кокетничала с ним, стреляя синими глазками и потряхивая льняными локонами. Плам незаметно наблюдала за ними и понимала, что Бриз принимает эту игру только потому, что ему предложила ее супруга очень выгодного клиента. По крайней мере, так ей казалось. Она уже свыклась с тем, что женщины млеют перед Бризом, очарованные нордическими чертами его лица и бледностью кожи, которая встречается только у очень светловолосых людей. Наверное, из-за того, что его прямые пшеничные брови сходились над крупным носом, создавалось впечатление, что взгляд Бриза пронизывает собеседника насквозь.

Имя Бриз прилипло к нему еще в школе. Он был капитаном крикетной команды и, высмеивая перед матчем соперников, всегда говорил: «Это всего-навсего бриз. Мы пройдем сквозь него, не пошатнувшись!» Позднее эта небрежная уверенность в себе оказалась весьма ценной для его карьеры — она помогала ему убеждать начинающих коллекционеров картин, каким был Виктор Марш.

Бриз встретился с ним на вечеринке в Лондоне. Они понравились друг другу. Когда Виктор, не скрывавший своего дилетантства, решил вложить деньги в живопись, он целиком положился на Бриза как знатока европейского рынка картин.

Плам перевела взгляд на снисходительно улыбающегося Виктора, который тоже незаметно наблюдал, как его жена флиртует с Бризом. Лет на пятнадцать старше Сюзанны, Виктор сохранил безупречную выправку, отличавшую воротил Уолл-стрит. Правда, для этого, по сообщению Сюзанны, ему приходилось прибегать к помощи тренера, который ежедневно посещал их квартиру на Манхэттене в шесть утра и прилагал немало усилий для того, чтобы Виктор оставался в прекрасной форме.

Кроме этих утренних самоистязаний, жизнь, похоже, не доставляла ему никаких неприятностей. Бывшему футболисту, блиставшему некогда в команде колледжа, не пришлось испытать горького разочарования, выпавшего на долю большинства его товарищей после того, как прошла их беззаботная юность с ее легкими успехами на футбольном поле. Виктор иногда говорил, что он один из тех счастливчиков, которые могут смело смотреть на себя в зеркало и не бояться, что увидят там неудачника. Однако при этом он не считал, что ему просто повезло. Он был мобилен, азартен и всегда готов смести любого, кто стоял у него на пути.

Отец Виктора владел небольшой сетью дешевых ювелирных магазинов, специализировавшихся на продаже обручальных колец.

Их циничный девиз гласил: «Бриллиант пребудет всегда». После окончания колледжа Виктора определили на учебу в одну из крупных антверпенских фирм по обработке драгоценных камней «Ван Хейден энд Стайн». Это занятие показалось ему крайне скучным, и, вернувшись в Нью-Йорк, он ушел из отцовского дела. Ему удалось правдами и не правдами проникнуть в брокерскую фирму «Бэар Стернз», где он ловко перепрыгивал с места на место и от сделки к сделке до тех пор, пока к тридцати годам не завел свою собственную посредническую фирму.

Состояние он сколотил в восьмидесятых, когда ему удалось скупить несколько компаний, чье имущество и стало его капиталом. Днем он покупал и продавал предприятия, обмениваясь ими с владельцами, как малые дети видеокассетами, а когда наступал вечер, с таким же азартом бросал добытые суммы на то, чтобы завоевать себе место в обществе.