Тигриные глаза - Ширли Конран

— Они лишь недоумевают и удивляются, как такая маленькая и застенчивая женщина смогла сотворить такие впечатляющие картины.

— Я знаю. Однажды я собираюсь заявить: «Сознаюсь. Я их не рисовала. Я присвоила их. Их сотворила кучка несовершеннолетних карликов, которых я держу на цепи у себя в подвале. Вы довольны?"

— Может быть, психиатр… — неуверенно произнес Бриз. Плам отказалась встретиться с врачом.

В туалетной комнате русского ресторана, наблюдая за Сюзанной, которая, перед тем как вымыть руки, сняла свое кольцо с огромным бриллиантом, Плам позавидовала ее уверенной манере держаться. Но более всего в Сюзанне раздражала ее неизменная безмятежность, и слегка захмелевшая Плам решила сделать попытку потревожить ее покой.

— Неужели тебе не страшно носить такое кольцо, Сюзанна? Ты не боишься, что даже здесь, в центре города, какой-нибудь бандит отхватит его вместе с пальцем?

— Нет, конечно. Когда я выхожу, я просто поворачиваю кольцо так, чтобы камень находился у меня в ладони. — Плам встретила в зеркале довольный и уверенный взгляд Сюзанны. — А в такую погоду я, конечно же, надеваю перчатки. Но, как бы то ни было, в новом году я решила ничего не бояться. А ты что-нибудь решила ради Нового года?

— Да, конечно! — радостно отозвалась Плам. — Я решила не заниматься больше оральным сексом.

Сюзанна смотрела на нее в зеркале так, словно не могла поверить своим ушам.

— Нам всем вбили в голову, — завелась Плам, — что если не делаешь этого, то ты в сексе не тигрица, а самая обыкновенная неудачница.

Стоявшая рядом Дженни кивнула с серьезным видом, соглашаясь с ее словами.

— Во всех романах нам внушают, что женщины, которые не занимаются этим, теряют своих мужей.

— Думаю, нам лучше вернуться к мужчинам, — ледяным тоном проговорила Сюзанна и вылетела из туалета.

Плам рассмеялась, встретив в зеркале широкую и добродушную улыбку Дженни, которая даже в полночь давала почувствовать, что солнце все еще светит. Дженни была настоящей подругой, готовой немедленно прийти на помощь, согреть и проникнуться сочувствием.

В золотистых глазах Дженни все еще горели озорные огоньки, когда она принялась приглаживать свои густые и непокорные пряди.

— Если бы Сюзанна не сорвалась как ужаленная, я бы добавила, что мне нравятся орогенитальные контакты. Что я люблю проявлять власть и мне нравится чувствовать, как мужчина извивается от удовольствия и требует, чтобы я продолжала.

— Лео повезло с тобой.

— Мы еще не занимались этим, но думаю, что сегодня займемся. А если нет, то придется проконсультироваться у Лулу.

Вообще-то у Дженни были проблемы с мужчинами. Ее многочисленные короткие связи никогда не перерастали в длительную привязанность. Они часто обсуждали это с Лулу, которая была у них авторитетом в области секса, отчасти потому, что всегда имела свой твердый взгляд на эти вещи. Дженни знала Лулу с детского сада, а Плам — со времен художественного колледжа, когда три девушки инстинктивно сбились в группу, чтобы защитить себя от окружающего мира. И двадцать лет спустя эта задача все еще оставалась актуальной.

Дженни отказывалась признать теорию Лулу, которая объясняла ее проблемы с мужчинами тем, что Дженни хотела слишком много и быстро. Мужчины чувствовали ее нетерпеливую тягу к постоянству, и это, по мнению Лулу, отпугивало их.

Дженни же видела только то, что ей хотелось видеть, и во всех своих бедах винила свой рост, который был у нее под шесть футов[1].

— Во всем виновата анатомия, — мрачно говорила она. — Мужчины предпочитают миниатюрных женщин, таких, как Плам, с которыми они кажутся себе большими и сильными.

— Чепуха, — обычно возражала ей Плам. — Ты выглядишь, как одна из тех эффектных героинь со струящимися волосами, которых изображают на французских марках.

— А ты маленькая и прелестная, как куколка на макушке рождественской елки. Когда мужчины смотрят на тебя сверху вниз, они тут же попадаются на крючок. Им не нужны женщины одного с ними роста. Их взгляды скользят мимо меня, потому что я высокая. Они не замечают меня.

— Некоторым нравятся амазонки, — участливо замечала Лулу. — А нам вообще наплевать, какой у тебя рост.

Плам с Лулу потребовались годы, чтобы убедить Дженни отказаться от оборочек и бантиков, как у кукол, и начать одеваться сообразно своей фигуре и возрасту. Теперь она носила сшитые на заказ брючные костюмы с пиджаками в стиле Греты Гарбо, а длинные медово-золотистые волосы запихивала под большие театрального вида фетровые шляпы от Герберта Джонсона. Но мужчины все равно по-прежнему сторонились ее.

Пока Дженни сражалась со своими волосами перед туалетным зеркалом, Плам продолжала:

— Мы едем к Сюзанне на чашку кофе. Хочешь отправиться с нами?

— Нет, спасибо. Лео ведет меня на танцы в «Неллз».

— Это, пожалуй, будет веселее, чем весь вечер рассматривать новогодний подарок Виктора Сюзанне.

— Я думала, что тот огромный кусок алмаза…

— Нет, то был подарок на Рождество. Новогодний подарок — это картина.

— Одна из твоих?

— Ты шутишь. Современные вещи не вписываются в интерьер ее загородного дома на Солнечном берегу. Виктору приходится держать мои картины в своем офисе… Нет, на Новый год Сюзанна получила старинный голландский пейзаж с цветами.

"Линкольн-Континенталь» уносил их за город. Плавным движением Виктор опустил в руки Бриза небольшой пакет и небрежно поинтересовался:

— Как обстоят дела на рынке картин? Бриз аккуратно засунул пакет во внутренний карман пиджака.

— Ужасно в Скандинавии, еще хуже в Англии, неплохо в Германии, сносно в остальных странах Европы и великолепно в Гонконге… в общем-то, все еще сказываются последствия кризиса восьмидесятых.

В конце восьмидесятых, когда рухнул рынок ценных бумаг, предметы искусства подскочили в цене. Заметив, что аукционы сулят большую выгоду, многие бизнесмены решили сделать хороший бизнес на хорошем искусстве и, мгновенно став коллекционерами, стали скупать картины, как до этого скупали свиные окорока, зерно или нефть для последующей реализации. Цены на произведения искусства поднимались все выше и выше, и нашлись ловкие аукционеры, которые принялись подхлестывать этот бум, предоставляя клиентам большие кредиты, позволявшие тем повышать свои ставки до рекордных… И вот тогда деньгам, похоже, пришел конец. Цены на картины резко упали. Дельцы стали разоряться. За свою жадность восьмидесятых годов им пришлось расплачиваться в девяностых.

— Плохи дела и с бриллиантами. Никто не хочет покупать их во время спада, — проворчал Виктор. — А может быть еще хуже. Запасы алмазов у русских сейчас оцениваются более чем в три миллиарда долларов, и рынок рухнет как карточный домик, если им придется продать их, чтобы накормить миллионы своих голодных. Внутри России сейчас нарастает политическое давление на правительство с целью заставить его продать алмазы — и отнюдь не через «Де Бирс».