Одна из двух роз - Жюльетта Бенцони

сюда навсегда, я готов был подписать все, что угодно, что мир был только предлогом. Вы были самым главным…

– И вы теперь сожалеете.

– Нет. Я никогда ни о чем не пожалею, даже если заплачу за это жизнью. Но английский народ не разделяет моих чувств. Его разжигает Глостер, и он мечтает о новой войне, мечтает вернуться во Францию и сражаться там. Реванш! У Глостера на устах нет другого слова. И мы ему мешаем.

– Ничего подобного! Пожалуйста, берите ваш реванш! Но вы же прекрасно знаете, что никакого реванша быть не может. Неужели люди не понимают, что сделают пушки французского короля с английскими солдатами, если снова начнется война? Прошли времена Креси и Азинкура, когда стрелы решали исход боя.

– Люди ничего об этом не знают. Они думают, что Англии нужен новый Генрих V. И я тоже иногда об этом подумываю.

Маргариту больно ранили слова Саффолка, и она испепелила его гневным взглядом.

– Вы забываетесь, милорд, – произнесла она сурово. – Ваши… сожаления оскорбительны для его величества короля, моего супруга. Супруга, которого я люблю и которого совсем недавно вы призывали защищать и наделять моей силой. Именно это я и стараюсь делать.

– Которого вы любите? В самом деле? – переспросил Саффолк голосом, полным муки.

– Не думаю, что вас это удивляет. Он добр, мягок, сострадателен к бедам и обидам и так близок к Богу!..

– Скажите, что вы почитаете его, мадам, но не говорите, что любите. Любовь – это совсем другое…

– Что же это такое?

Не в силах больше сдерживаться, Саффолк бросился к ногам своей королевы:

– Это то, что я испытываю к вам, мадам, безжалостный огонь, который пожирает меня и наполняет светом. Вы появились, и я стал по-иному видеть и чувствовать. И я уверен, что вы чувствуете то же самое, – прибавил он с внезапной дерзостью, заставившей Маргариту вздрогнуть.

– Замолчите, прошу вас! Вспомните, кому вы это говорите!

– Королеве, которую я жажду всеми силами души, женщине, которую я люблю превыше всего в мире и которой я отдаю свою жизнь…

Он схватил ее руки, и молодая женщина вынуждена была невольно к нему наклониться.

– Будьте милосердны и честны ради нас обоих! С тех пор как вы здесь, мы испытываем одинаковые муки. Словно два узника, смотрим друг на друга сквозь решетку тюрьмы, не имея возможности прикоснуться и прильнуть. Сегодняшнее нападение – только начало. Глостер знает, что я вас люблю, и подозревает, что вы тоже меня любите. Отныне он не оставит меня в покое, теперь я всегда в опасности.

Он молил долго и страстно, в страхе не от смерти, которая может наступить внезапно, выскочив из засады, а оттого, что погибнет, не узнав счастья, какого жаждет так долго… Маргарита смотрела на Саффолка полными слез глазами, слушала молча, не прерывая, мучимая огнем, который разгорался и в ней, в ужасе от того, что этот человек может погибнуть, исчезнуть навсегда… Никогда его не увидеть?! Не коснуться его руки?! Страшнее Господь Бог не мог от нее потребовать. Она должна была сохранить Саффолка любой ценой. Даже рискуя потерять себя…

Король по одному только слову, оброненному Маргаритой, приказал организовать суровое следствие. Через несколько дней злоумышленники были схвачены и уже болтались на виселице в Тайберне. А Маргарита отдалась человеку, которого любила больше всего в жизни.

Глава 3. Две розы

Страх навсегда потерять любимого толкнул Маргариту в объятия герцога, но эти объятия не стали связью, которая обесчестила бы их обоих. Юная королева не пожелала быть рабой своей страсти, такой же жгучей, какая, как она знала, сжигала и Саффолка. Она искренне любила мужа и не хотела для него постыдного положения рогоносца, о чем бы с восторгом трубил Глостер со своей компанией. Счастливый час был единственным. Маргарита исповедалась дядюшке Бофорту. Своему духовнику она не доверила столь опасный грех. И пообещала больше не грешить. Она не могла не покаяться, ей были дороги святые дары матери-церкви. На протяжении двух лет она держала слово с твердостью, необыкновенной для столь молодой женщины. Политическая ситуация за это время не улучшилась, и мысли королевы были поглощены государственными заботами.

Кроме происков Хамфри Глостера, который по-прежнему, не жалея денег, рассылал повсюду своих крикунов, внушала опасения ссора между герцогом Ричардом Йорком, наследником трона в случае, если у Маргариты не будет детей, и кузеном короля, Эдмундом Бофортом, герцогом Сомерсетским, племянником кардинала Уинчестерского, то есть членом дома Ланкастеров. Ссора эта будет длиться долгие годы и потом превратится в гражданскую войну.

Уличная стычка слуг, наломавших красных и белых роз, чтобы воткнуть их в шляпы, прежде чем начать молотить друг друга, закончилась братоубийством. Этому ужасному конфликту история присвоит романтическое название «война Алой и Белой розы».

В воскресенье, ближайшее после драки слуг, королева отправилась в виндзорскую часовню к мессе, приколов к платью прекрасную алую розу – символ своего королевского дома, но еще и Бофортов – ее самых любимых родственников. Все поняли, что хотела сказать королева. Одни обрадовались, другие оскорбились, но никому не пришло в голову, что молодая женщина просто-напросто украсила себя любимым цветком.

Глостер не замедлил подлить масла в полыхающий огонь. Его стараниями на Лондонском мосту и в тавернах люди вскоре стали толковать об изменнице-королеве, которая изменяет королю и Англии, шпионя в пользу Франции, потому что ненавидит англичан. Бедные кварталы возле Темзы так бурлили, что Маргарита с отчаянием поняла: мира не будет до тех пор, пока жив ее яростный враг. Значит, ей нужна голова Глостера. Но получить его голову не так-то просто. Пусть даже кардинал Уинчестерский, чувствуя, как убывают его силы, только и думает, как расправиться со смутьяном.

Старый кардинал, представляя, что в очень скором времени покинет этот мир, приходил в ужас: Саффолк не так силен, чтобы в одиночку защитить королевскую чету от ненависти лорда-протектора и его друзей – она неизбежно станет их жертвой. Кардинал желал сокрушить Глостера.

Но на его пути стояло неодолимое препятствие: его величество король. Никогда Генрих Святой не подпишет смертный приговор родному дяде!

Вот уже несколько месяцев Маргариту тревожило душевное состояние супруга: с тех пор как розы начали воевать, он впал в тоску и мучился угрызениями совести. Целыми ночами, запершись в молельне, он спрашивал, есть ли у него законное право на английский трон. Да, его дед и отец царствовали, и никому и в голову не приходило оспаривать у них корону. Слава его отца до сих пор осеняет своими лучами королевство и – увы! – питает мечты о реванше, о радости убивать и