От философии к прозе. Ранний Пастернак - Елена Юрьевна Глазова

смежности, с одной стороны, и метафорой, основанной на сходстве предметов и идей, с другой, подхватил Роман Якобсон, а вслед за ним и еще ряд исследователей, которые считали, что для собственных стихов Пастернака характерна метонимия» (Livingstone 2008, 70).

Таким образом, не Якобсон, а Пастернак постепенно становится первоисточником парадигмы «метафора – метонимия», хотя писатель никогда не говорил о метонимии, а только об ассоциативной связи по смежности. Якобсон же в своей статье, по сути, ставит знак равенства между ними. Но при этом введение Пастернака в качестве основного источника в самую гущу спора о метафоре/метонимии сильно видоизменяет суть дискуссии: речь теперь идет о прямой взаимосвязи между теоретическими выкладками Пастернака, связанными, вполне возможно, с его знаниями философии, и его пониманием поэтической практики. Флейшман, например, предпочитает характеризовать «метонимическое» мировоззрение Пастернака как свидетельство его приверженности феноменологии, а также влиянию Гуссерля (Флейшман 1977, 19–21); позднее он называет в качестве другого вероятного источника Эрнста Кассирера[62]. Но при этом издатели «Lehrjahre» все же подчеркивают отсутствие четких философских предшественников, способных пролить свет на проведенное самим Пастернаком различие между ассоциацией по смежности и сходству (Lehrjahre I: 132–133).

Рассматривая в данной главе эти темы как у Якобсона, так и у самого Пастернака, я попытаюсь доказать, что акцент на важности «ассоциативной связи по смежности», сделанный Пастернаком в статье «Вассерманова реакция», основан на куда более широком философском контексте, чем представляется большинству исследователей (см. раздел 2.1). Прежде всего здесь необходимо отследить основные параллели между терминологией Пастернака и знаменитой классификацией, предложенной Дэвидом Юмом, то есть тремя принципами ассоциативного мышления: законами сходства, смежности во времени и пространстве и причинностью (раздел 2.2). Юм нигде не применяет эти философские постулаты к поэтической теории, тогда как Пастернак, двигавшийся от философии к поэзии, со всем пылом найденного призвания перенаправляет свои философские познания в новое русло. В то же время характерный для Пастернака упор на особую важность для поэта «умения видеть» был наверняка подкреплен (если не навеян изначально) утверждениями Юма, для которого идеи производны от ощущений и впечатлений, то есть постериорны по отношению к силе увиденного и личному опыту: «Каждая идея, которую доставляет воображение, впервые появляется в виде соответствующего впечатления» (Юм 1996, I: 148). Помимо прочего, отношение Пастернака к Юму также определялось не менее знаменитыми понятиями «априорных категорий», то есть возражением Юму со стороны И. Канта – классической точкой соприкосновения материализма и идеализма в современной философии (раздел 2.3). «Этот априорист лирики» (V: 14) – так Пастернак охарактеризовал поэта-футуриста в статье «Черный бокал», написанной примерно в то же время, что и «Вассерманова реакция»[63]. Это определение поэтического воображения – явная отсылка к Канту, который, возражая Юму, утверждал, что не все идеи возникают апостериорно как производные от наблюдения и опыта; определенные сегменты ощущений времени и пространства возникают априорно и опыту предшествуют.

Как будет показано далее, этот терминологический резонанс в полемических статьях Пастернака 1913–1914 годов не случаен. Сводя воедино принципиально разные философские позиции – в данном случае скептицизм Юма и идеализм Канта (а в более широком смысле – идеализм всей классической философской традиции, восходящей к Платону), Пастернак ставит перед собой задачу подчеркнуть зависимость поэзии от каждодневных ощущений, но при этом сохраняет ее связь с априорными прозрениями. С его точки зрения, сама задача сведения воедино апостериорных и априорных ощущений в поэтическом творчестве не поддастся решению, если не учитывать важности для поэзии связей по смежности, и он формулирует этот теоретический контекст со всей юношеской запальчивостью, излагая свою трактовку философских понятий так, словно это самоочевидные и всем понятные факты. Его манера переводить познания из области философии в литературно-полемический дискурс ставила в тупик многих исследователей, но она вдохновила Романа Якобсона на знаменитое рассуждение об оппозиции между метонимией и метафорой, хотя стоявший за этим конфликт между Юмом и Кантом важного значения для знаменитого теоретика не имел. Но поскольку наша задача – изучить полуутраченные теоретические основания ранних полемических статей Пастернака, мы не сможем уйти от прояснения различий между его представлением об «ассоциативной связи по смежности» и «метонимическим принципом» Якобсона (раздел 2.4).

2.1. «Лирический деятель, называйте его, как хотите, – начало интегрирующее прежде всего»

На первый взгляд «Вассерманова реакция» представляет собой воинственный выпад против Вадима Шершеневича за его полное пренебрежение «ассоциативной связью по смежности» и за его приверженность метафорам, которые, как настаивает Пастернак, диктуются обывателем и рынком. Стиль этой полемической рецензии Пастернака динамичен, но при этом сумбурен и уклончив[64]. Только в заключительных абзацах автор однозначен, когда он проводит наконец четкую оппозицию между смежностью и сходством – или, по его собственным словам, между «ассоциацией по смежности» и метафорой. С помощью этих заключительных размышлений можно суммировать аргументацию его основных выводов следующим образом:

а) только обыватели считают, что метафоры и символы составляют суть стихосложения, и Шершеневич принял их сторону: «Фигуральная образность, вот что связывалось всегда в представлении обывателя с понятием поэзии» (V: 10);

б) создание ассоциативных связей по смежности является обязательной частью поэтической работы, поскольку только она позволяет добиться интенсивности, необходимой для дальнейшей деятельности по преображению образов;

в) метафоры «оправданы» в поэтической работе, когда они возникают из интенсивного брожения творческих сил, вызванного динамизмом ассоциаций по смежности;

г) метафоры, не обусловленные ассоциативной связью по смежности, являются продуктами рынка;

д) ассоциативные связи по смежности, плоды поэтической наблюдательности, вызывают потребность в метафорах, и без этого взаимоотношения настоящее стихотворчество невозможно.

Хотя стиль Пастернака может показаться переусложненным, его представление о рыночных метафорах, то есть образах, отражающих исключительно экономические и социальные коды, значительно опередило свое время. Подобный подход к метафоре, являвшийся однозначно новаторским в 1914 году, превратился с 1970‐х в одну из основ литературоведческого анализа[65]. Однако в отличие от современных литературоведов и лояльных последователей постструктурализма Пастернак настаивает на существовании поэтического процесса, в рамках которого метафоры могут быть обновлены (то есть «оправданы»), но это возможно только в том случае, когда они окажутся частью вдумчивого осмысления явлений, непосредственно окружающих поэта, – иными словами, явлений близкого или «смежного» характера:

Однако и строй метафоры Шершеневича таков, что не кажется она вызванною внутренней потребностью в ней поэта, но внушенною условиями внешнего потребления. […]

Факт сходства, реже ассоциативная связь по сходству и никогда – по смежности – вот происхождение метафор Шершеневича. Между тем только явлениям смежности и присуща та черта принудительности и душевного драматизма, которая может быть оправдана метафорически. Самостоятельная потребность в сближении по сходству просто немыслима. Зато такое и только такое сближение может быть затребовано извне (V: 10–11).

Весь строй аргументации в «Вассермановой реакции» ведет к выводу, что метафора должна отражать явления, схваченные изначально непосредственным восприятием поэта, – то есть должна быть обусловлена прежде всего интенсивностью «ассоциаций по смежности» – «лирик[ой] замысла, согретого интимностью лично взлелеянного приема» (V: 6). В случае Шершеневича метафоры не опираются на непосредственно увиденное и «взлелеянное», а указывают прежде всего на влияние моды, для которой поэзия является побочным продуктом, подпитывающим вкусы обывателей: «Ключи от Шершеневических затворов – в руках любителей из толпы» (V: 11).

Резкость этого полемического выпада следует трактовать как часть куда более масштабной картины, поскольку, по мнению Пастернака, связи по смежности и сходству в поэзии не должны являться противоположными ассоциативными принципами, существующими независимо друг от друга[66]. И если роль ассоциаций по смежности заключается в том, чтобы увидеть то, что рядом, метафора, возникающая благодаря процессу интеграции увиденного, является почти магическим процессом – это «узорчатый