Сахара — не только песок - Иржи Галеш

метров были прорыты отверстия, поэтому полной темноты в шахте не было. (На поверхности отверстия были обложены камнем до метровой высоты, так что получались «колодцы».) Из подземного канала на нас дохнуло двадцатипятиградусным холодом, в котором почти не было песка, что в сравнении с сорокапятиградусной песчаной бурей на поверхности манило и обещало блаженство после долгих мучений. Мы осторожно выглянули из шахты и, убедившись, что за нами никто не следит, пролезли через отверстие в подземное русло.

Прежде всего мы бросились в воду и позволили ей течь по нашим истерзанным телам. Это такое блаженство, о котором житель Средней Европы и понятия не имеет, а одновременно пример того, как относительны и субъективны сильные жизненные ощущения и переживания. У нас бы никому и в голову не пришло влезть в мокрый подземный канал и валяться в нем в одежде, столь же сильные ощущения возникнут у вас, если вы умираете в пустыне от жажды и вдруг перед вами лужа теплой вонючей воды. Тут-то и окажется, что ощущения и впечатления создаются не столько ситуацией или условиями, сколько контрастом перехода из одного состояния в другое. Только после тяжелой болезни человек начинает понимать, какое большое счастье быть просто здоровым. То же самое правило действует в области психики или социальных условий: только после длительного заключения или угнетения человек начинает понимать и ценить свободу. В случае целых народов, только что добившихся независимости, подъем и патриотизм них народов могут какое-то время послужить катализатором в преодолении трудностей молодого освободившегося государства. Алжир тех времен являл собой наглядный пример этого.

«Побарахтавшись» в холодной воде, мы восстановили свои силы настолько, что нам снова стали доступны и иные восприятия кроме телесных. У меня это выразилось в том, что я извлек из своей котомки складной штатив и расставил его над водой, чтобы сделать снимок нашего подводного рая. В эту минуту в свете верхнего колодца в воде промелькнули три рыбки 5–8 сантиметров длиной. Откуда они здесь и что это за вид? Чем они могут здесь питаться? Это было поразительно: само собой разумеется, мы попытались поймать хоть одну, но лишь спугнули их.

При втором моем свидании с аулефскими подземными рыбками мне повезло больше. К тому времени я уже знал, что подземные водные системы, фоггары, являются традиционным и остроумным способом использования я распределения воды из источников. Вода течет из подземного источника в водоносный слой, к которому ведет подземная выемка.

Подземный канал соединен с колодцами, вокруг которых группировались жилые строения. Там, где фоггара выступает на поверхность, вытекающая вода тотчас же делится небольшой плотинкой в виде так называемого гребешка на мелкие струйки, веером растекающиеся во все стороны к садам. Здесь, в этих мелких струйках, рыб не видно — они живут только в подземной части фоггары. Во второй мой приезд в Аулеф-эль-Араб мне удалось сфотографировать одну рыбку. По снимку, посланному в Париж, профессор Моно определил, что это род усачей Barbus, скорее всего вид В. antinorii или В. biscarensis. К сожалению, не удалось выяснить, являются ли эти рыбки представителями первоначальной фауны еще влажной Сахары, сохранившимися здесь в пещерных условиях, или они попали сюда уже после постройки фоггары.

Мы собирались уже выйти на поверхность из нашей подземной купальни, но тут возникло маленькое препятствие. В шахте собралась группа детей, посланных за водой с ведрами. Поскольку тут не дуло и не мел песок, детишки устроились у источника, щебетали и играли и не собирались уходить. Нам же со своей стороны не хотелось выдавать себя, мы не знали, как местные жители могут отнестись к нашей экскурсии в их «водопровод» — вполне понятно, что всюду в Сахаре воде и ирригационным системам уделяется особое внимание и забота. Мы подождали немного, но без результата. Наконец мое терпение лопнуло, я подполз к самому отверстию, через которое мы проникли в шахту, показался деткам и произнес скрипучим голосом по-чешски: «Я — домовой, живущий в канале». Дети, конечно, не понимали по-чешски, но экзотические звуки, видимо, произвели на них впечатление темной и неопределенной угрозы, соответствующим образом дополняющей ужасное впечатление от адской физиономии заросшего европейской: дикаря. Они схватили свои ведра и бросились сломя голову наутек так поспешно, что по пролитой воде можно было проследить их путь. Мы быстро выскользнули иг шахты в песчаную бурю и сделали вид, как будто ничего не знаем.

Внезапно из облаков песка вынырнула машина; мы бросились к ней — и тут нам снова улыбнулось счастье. она не только ехала в Айн-Салах, но и взяла нас с собой.

Айн-Салах! Огромный остров в гигантском море жгучих песков сахарских низин, где пустыня предстает в самом грозном своем виде.

Самая высокая из зафиксированных здесь с момента основания метеорологической станции температура + 56 °C, что всего на два градуса меньше, чем мировой рекорд +58 °C в ливийской пустыне. (Американская Долина смерти в Калифорнии со своими +57 °C потеряла первенство, когда начали строить метеорологические станции в самых жарких местах Сахары.) Кстати, измерения температуры в пустыне проводить технически сложнее, чем, скажем, в девственном лесу. Точно измерить температуру воздуха в таком лесу не составляет проблемы: выставьте термометр на воздух и посмотрите, где остановилась ртуть. Если же вы проделаете то же самое в Сахаре, не думайте, что вы измерили температуру воздуха; в лучшем случае вы измерили температуру термометра или, точнее, его чувствительного элемента.

Почему? В лесу среда почти изотермична, и излучение там, можно считать, не проявляется. В Сахаре, наоборот, излучение является самым существенным климатическим фактором. Если вы поместите около себя ртутный и спиртовой термометры, они покажут разную температуру в зависимости от того, как эти вещества поглощают прямые солнечные лучи и теплоизлучение раскаленной поверхности. Блестящая, отражающая лучи ртуть подвержена этому влиянию меньше, но все же днем термометр всегда будет показывать более высокую температуру, чем действительная. Приборы, помещенные в выкрашенной в белый цвет метеорологической будке, хотя и защищены от излучения, но сама будка не защищена от него, и воздух в ней не всегда имеет ту же температуру, что и вне ее. Важно также, на какой высоте от земли расположена метеорологическая будка — по международной конвенции эта высота должна быть два метра. До полудня в пустыне температура воздуха у земли может на целые десятки градусов отличаться от показателей приборов, расположенных выше. Поэтому в Сахаре миражи в нижних слоях воздуха с разной температурой — явление обычное (фата-моргана). Только после полудня температура выравнивается: воздух, нагреваемый облученной поверхностью земли, вертикальными потоками поднимается вверх, а облучение