Знамение пути - Мария Семенова

«Я уж спрашивал… Батогом поперёк спины получил».

Оленюшка задумалась. В который раз, и всё без толку. И нетакова вроде неправда, чтобы суд судить и виру истребовать, подавно – местьмстить. Но и не спросишь посереди торга: да что ж ты, друг Заяц! Я тебе – мёдомразбавленным за ту верёвку платил?.. Да… Пятнистые Олени сами никогда незасылали сватов ни к Лосям, ни к Тайменям. Тоже помнили о подобных обидах.Десятилетия назад нанесённых. А что? Старики правы. Ослабни строгая память – ивовсе не станет в людях стыда. Не станет закона.

Только легче ли от таких мыслей, если Шаршаву Щегла тогогляди на ней – нелюбимой – женят родители? Заюшку милую заставят забыть?..

И она по слову матери примет нелюбимого мужа, воспретит себедумать про когда-то встреченного Серого Пса?..

И вновь тихо в кузнице, только потрескивает еле слышнолучина в красивом, на сказочный цветок похожем светце. И сидят друг подле другапарень и девушка. Ни дать ни взять брат и сестра…

Иногда происходят-таки чудеса:

Взяли с улицы в дом беспризорного пса.

Искупав, расчесали – и к морде седой

Пододвинули миску со вкусной едой.

Вполовину измерив свой жизненный круг,

Он постиг благодать человеческих рук.

И, впервые найдя по душе уголок,

На уютной лежанке свернулся в клубок…

Так оно и пошло. Стал он жить-поживать,

Стал по улице чинно с Хозяйкой гулять.

Поводок и ошейник – немалая честь:

«У меня теперь тоже Хозяева есть!

Я не тот, что вчера, – подзаборная голь.

Я себе Своего Человека завёл!»

И Хозяйка гордилась. Достигнута цель —

Только ей покорялся могучий кобель…

А потом на прогулке, от дома вдали,

Трое наглых верзил к ней в лесу подошли.

И услышали над головой небеса,

Как она призывала любимого пса…

Вот вам первый исход. Спрятав хвост между ног,

Кобелина трусливо рванул наутёк.

Без оглядки бежал он сквозь зимнюю тьму:

«Этак, братцы, недолго пропасть самому!

Ну и что, если с ней приключится беда?

Я другую Хозяйку найду без труда.

Ту, что будет ласкать, подзывая к столу,

И матрасик постелит в кухонном углу…»

А второй был на первый исход непохож.

Пёс клыки показал им, и каждый – как нож!

«Кто тут смеет обидеть Хозяйку мою?

Подходите – померимся в честном бою!

Я пощаду давать не намерен врагу!

Я Хозяйку, покуда живой, – сберегу!

Это право и честь, это высший закон,

Мне завещанный с первоначальных времён!»

А теперь отвечай, правоверный народ:

Сообразнее с жизнью который исход?

Всем известно, что на равнинах Шо-Ситайна обитает гораздобольше скота, чем людей.

Несведущие иноземцы даже посмеиваются над меднокожимистранниками равнин, называя их то собирателями овечьего навоза, то пожирателямивонючего сыра, то нюхателями пыли и ветра из-под конских хвостов. Шо-ситайнцыне обижаются. Что взять с чужестранцев! Да и следует ли обижаться на очевиднуюглупость? Она лишь создаёт скверную славу тому, кто изрекает её. Придумали быещё посмеяться над почтенным мономатанским купцом – за то, что он больно многозолота скопил в сундуках!

Равнинный Шо-Ситайн – большая страна. Её племена говорят нанескольких языках, не вполне одинаковых, но близких, как единокровные братья.Большинство слов общие для всех. Одно из таких общих слов обозначает богатство.И оно же во всех шо-ситайнских наречиях обозначает скот. Хозяйственного,зажиточного человека так и называют: «сильный скота». И другого слова длянаименования достатка нет в Шо-Ситайне. Не понадобилось за века, что живутздесь кочевые кланы, а степную траву топчут их благодатные табуны и стада.Иного богатства шо-ситайнцам не надобно.

Самые рассудительные из чужестранцев, справедливо признаваяскот как богатство, всё же числят его не самым истинным и высоким символомизобилия. Не таким всеобъемлющим и совершенным, как золото. Имея золото,говорят они, ты сумеешь купить себе всё остальное. И корову, и коз, и овец. Иконя, чтобы объезжать пастбища, и собаку, чтобы всё сторожила.

Ну да, хмыкнет в ответ шо-ситайнец. Золото. Хорошая штука,конечно. Много славных и полезных вещей можно приобрести на торгу в городе,когда звенит в кошеле золото, вырученное за проданный скот. Но всему своёместо! Ты встань-ка посреди пустошей Серой Коры, где во все стороны на множествопоприщ – лишь белёсые глиняные чешуи, высушенные солнцем, словно в печи. Дажеперекати-поле, занесённое в те края ветром, взывает к Отцу Небу и просит новоговетра – убраться поскорей из погибельного места. Ну и что ты будешь делать тамсо своими золотыми монетами? Унесут они от погибели тебя, обессилевшего? Укажутдорогу к воде? Оборонят, наконец, от степных волков и гиен?.. И котороебогатство тогда покажется тебе истинным, а которое – ложным?

Так подумает про себя шо-ситайнец, но вслух спорить нестанет. Нехорошо это – спорить, ибо в споре сшибаются, как два безмозглыхбарана, самомнение и упрямство, и что бы ни победило – всё плохо. Не станеткочевник и похваляться числом своих стад, ибо так поступают только глупцы.Глупцам невдомёк: и золото в сундуках, и отара на пастбище – мимолётны, словнокружевной иней, которым заморозок одевает траву перед рассветом. Набежит туча,омрачит благой лик Неба… и золотом поживятся разбойники, а стадо выкосит мор,или вырежут вечно голодные волки… или угонят в ночи лихие молодцы извраждебного клана.

Поэтому, случись хвастаться, разумный шо-ситайнец не станетбахвалиться овцами и коровами, знающими его голос. Меднолицый житель степи соскупой гордостью упомянет о тех, чья доблесть не даёт его достоянию улететь поветру, уподобившись путаным шарам перекати-поля. О тех, чьё присутствие рядом сним возвещает всему поднебесному миру: вот свободный человек, мужчина и воин. Отех, чьи предки с его предками сто поколений грелись возле одного огня, пилиодну воду и ели один хлеб…

Он неторопливо расскажет вам о друге-коне и верной собаке.

Все знают: пригнав в Тин-Вилену скот и выгодно сбыв его наторгу, шо-ситайнец сначала потратится на дорогую уздечку для славного жеребца.Потом велит мастеру кожевнику наклепать золотые бляшки на ошейник могучегокобеля: по числу убитых волков.

А подарки любимой жене и украшения дочкам-невестам онотправится покупать уже в-третьих.